– Вот так, детка, – говорит она ласково. – Это тебе поможет.
Я чувствую, как лекарство проникает мне в кровь. Это похоже на льдинки, плывущие по реке.
Словно сквозь пелену я вижу, как Кияна выходит из палаты. Веки тяжелеют, потом начинают закрываться. Я изо всех сил сопротивляюсь навалившейся сонливости. Неужели они могут так легко меня контролировать? От этой мысли я начинаю чувствовать свою полную беспомощность. Слабость. Как было посреди океана, где я плавала без сил и меня несло неизвестно куда.
Очертания комнаты расплываются.
Но я вижу кого-то в дверях. Чей-то силуэт. Он двигается в мою сторону. Быстро. Даже поспешно. Потом – голос. Глубокий и красивый. Однако он в моем восприятии слегка искажен из-за действия медикаментов.
– Ты слышишь меня? Пожалуйста, открой глаза!
Что-то теплое касается моей руки. По всему телу мгновенно разливается жар. Меня словно охватывает огнем. Но хорошим огнем. Он горит, чтобы исцелить.
Я изо всех сил стараюсь не заснуть, борюсь с одолевающей дремотой. Но в этой борьбе я обречена на поражение.
– Пожалуйста, проснись! – Голос теперь доносится словно издали. И звуки его все глуше.
Я с трудом различаю молодого человека. Почти мальчика. Его лицо в каких-то дюймах от моего. Оно то ясно проступает, то превращается в едва различимое пятно. Я успеваю разглядеть темные волосы. Пряди прилипли к его влажному лбу. Теплые, какие-то кленовые глаза. Губы, сложившиеся в улыбку.
И даже не задумываясь, не собираясь этого делать, я улыбаюсь в ответ.
Я пытаюсь говорить, но получается лишь нечто неразборчивое. Полуслова, сказанные в полубессознательном состоянии.
– Я тебя знаю?
Он сжимает мою руку.
– Конечно. Это же я. Помнишь?
И ответ приходит сам собой, еще до того, как я делаю попытку ответить. Он доносится подобием запоздалого эха откуда-то из глубин моего сознания. Как свет звезды, которая давно уже погасла. И голосом, который мне не принадлежит.
Да.
И всегда помнила.
– Этого не должно было случиться, – говорит юноша тихо, словно беседует сам с собой. – И тебе здесь не место.
Я мучительно стараюсь понять, что происходит: зацепиться за нежданный лучик надежды все вспомнить, который вдруг заблестел передо мной, – но он быстро меркнет, поглощенный черной пустотой моей стертой памяти.
Тяжелый стон срывается с моих губ.
Я могу лишь предположить, что юноша двигается вокруг меня. Его движения стремительны, но плавны. Он убирает вставленную мне в нос трубку. Извлекает из моей вены иглу. В следующий миг я чувствую, что он срывает присоску с датчиком, прикрепленную под моей больничной пижамой, и палату наполняют резкие и тревожные звуки аппарата, установленного в углу.
Из коридора я слышу звук быстрых шагов, приближающихся от комнаты дежурной медсестры. Еще пятнадцать таких шагов, и сюда кто-то войдет.
– Ни о чем не волнуйся, – продолжает парень шепотом, сплетая свои пальцы с моими и чуть сжимая. – Я заберу тебя отсюда.
Меня внезапно начинает бить озноб. Холод пронизывает все мое тело, быстро сменяя жар, который я только что ощущала под кожей.
И только потом до меня доходит, что я больше не чувствую прикосновения его руки. Собрав остатки сил, я тянусь в попытке снова найти ее, вдыхая ледяной и словно лишенный кислорода воздух. Мне удается в последний раз открыть глаза, прежде чем провалиться в черноту.
Но юноши уже нет в комнате.
Я просыпаюсь на следующее утро совершенно разбитая. Кажется, наркотик все еще действует на мой организм. У меня отяжелевшие руки и ноги. Во рту пересохло. Перед глазами все плывет, и проходит какое-то время, прежде чем зрение проясняется.
Входит Кияна. Бросив на меня взгляд, она широко улыбается:
– Вы только гляньте, кто у нас проснулся!
Я нажимаю кнопку на маленькой коробочке. Спинка кровати поднимается, и я занимаю сидячее положение.
Кияна выходит в коридор и через несколько секунд возвращается с подносом.
– Я принесла завтрак. Хочешь попробовать нормальной пищи?
Осмотрев содержимое подноса, я понимаю, что не вижу там ничего знакомого.
– Нет.
Она смеется:
– Что ж, мне трудно тебя винить. Это всего-навсего больничная кормежка.
Кияна уносит поднос из комнаты, а потом начинает делать записи на своем листке.
– Все основные показатели в норме, – говорит она и подмигивает мне. – Как и вчера.
Пальцем она постукивает по монитору того самого аппарата, что стоит в углу рядом с моей кроватью.
– Видно, что сердечко у тебя сильное и здоровое.
Аппарат.
Датчик.
В комнате был тот юноша.
Я рукой дотрагиваюсь до лица. Трубка в носу на месте. Бросаю взгляд на руку. Иглу капельницы вернули в прежнее положение. Осматриваю палату. В ней никого, кроме Кияны.
Но ведь здесь был парень. Я слышала его. Я его видела.
Кто это был? Я действительно его знаю? По крайней мере, так он сказал.
Я чувствую, как где-то внизу живота разливается тепло. Наверно, так бывает, когда вспыхивает искра надежды.
– Кияна?! – окликаю я сиделку. Голос слегка дрожит, к моему удивлению.
– Что такое, милая? – отзывается она, постукивая краем шариковой ручки по емкости со светлой жидкостью, к которой подсоединена моя капельница.
Мой рот сух, но я все равно сглатываю.
– Кто-нибудь мог… – У меня начинают подрагивать губы, и я чуть прикусываю их, прежде чем продолжить: – Прошлой ночью ко мне никто не приходил? Посетителей не было?
Кияна слегка хмурится и подкладывает новый лист под зажим на подложке. Потом медленно качает головой.
– Нет, дорогуша. Здесь была только ночная сестра, когда во сне ты случайно выдернула капельницу.
– Что? – У меня перехватывает дыхание, но я быстро с этим справляюсь. – Я сама это сделала?
Она кивает.
– Да. Кажется, то снотворное плохо на тебя подействовало.
– Вот как… – Даже я слышу разочарование в своем голосе.
Но образ юноши по-прежнему живо встает передо мной. Я все еще вижу его глаза. И как на них упала прядь волос, когда он склонился над кроватью.
– Послушай, что я скажу, – говорит затем Кияна, многозначительно бросив взгляд сначала на открытую дверь, а потом снова на меня. Плутоватая улыбка играет на ее губах, когда она шепчет мне на ухо: – Нынче утром я кое-что узнала. И это хорошие новости для тебя.
Я изумленно смотрю на нее.
– Уже находятся люди, которые утверждают, что они твои родственники.
– В самом деле? – Я невольно сажусь совсем прямо, отрывая спину от подушки.
– Ага! – отвечает она, похлопывая меня по укрытой одеялом ноге. – После вчерашних новостей стали звонить сотни людей. Полицейские разговаривали с ними всю ночь. – Кияна снова оглядывается на дверь. – Но только я не должна была тебе об этом рассказывать, и уж постарайся, чтобы мне не устроили нагоняй.
– Ты сказала, их сотни? – спрашиваю я, внезапно понимая, что сбита с толку. – Откуда их могло взяться так много?
Она отвечает совсем тихо:
– До сих пор все до единого оказались самозванцами. Кретинами, которые только и хотят, чтобы их показали по «ящику».
– Ты имеешь в виду, что есть люди, которые лгут, что знают меня?
Образ юноши мгновенно растворяется перед моим мысленным взором. Как исчезает и ощущение тепла от его прикосновения.
Кияна качает головой с откровенным раздражением.
– Знаешь, что я скажу, милая? Во всем виноваты эти репортеры с телевидения. Они за один вечер сделали тебя знаменитой. А людей так и тянет привлечь к себе внимание любой ценой.
– Зачем же?
– Вот это вопрос, на который так просто и не ответишь, радость моя. Не уверена, что смогу тебе объяснить. Зато я точно знаю другое: один из этих людей непременно окажется твоим настоящим родственником.
Но я чувствую, как мои плечи поникли, а все тело обмякло, словно из меня вынули позвоночник.
Самозванцы.
Лжецы.
Притворщики.
А что, если и юноша был всего лишь одним из них? Лгунишкой, одержимым идеей встретиться со знаменитой теперь девушкой, которая одна выжила при крушении рейса 121? От этой мысли меня захлестывает целая буря эмоций. Ведь он сумел внушить мне проблеск надежды – ложной надежды – и обманул. Я чувствую отчаяние и злость.
Впрочем, приходил ли он сюда вообще? Сильное снотворное могло вызвать галлюцинацию. Заставить видеть то, чего нет.
Выдумать несуществующего человека.
Я снова без сил откидываюсь на подушку. Потом беру пульт и включаю телевизор. Моя фотография все еще на экране, но теперь ее уменьшили в размерах и переместили в правый верхний угол. Уже другая женщина-репортер стоит на том же месте с видом на терминал аэропорта Лос-Анджелеса.
