понимать, что он непременно это сделает. Так что нет, от ирландского гостя можно было ожидать максимум уговоров вернуться, но поддаваться на чьи-либо уговоры Грушев точно не собирался.
Дорога, тем временем, стала совсем разбитой и ухабистой, да к тому же заваленной еще более высокими сугробами. Егор сбавил скорость до сорока километров, но его все равно страшно трясло и швыряло из стороны в сторону. Он мысленно поблагодарил судьбу за то, что не успел поужинать — иначе сейчас точно расстался бы со всем съеденным. «Скорее всего, дорога будет примерно такой до самого конца, — подумалось ему. — Выезд из Туруханска в кошачий город должен быть незаметным и казаться давно заброшенным, чтобы никому не захотелось съездить и посмотреть, куда эта дорога ведет». Эта мысль не особо радовала, но Егора немного утешал тот факт, что его коллеги-водители из города кошек не раз ездили по этому шоссе и всегда благополучно возвращались. Значит, в принципе проехать здесь было возможно. И несмотря на маленькую скорость, с которой Егор теперь тащился, по его подсчетам, Туруханск был уже близко. Через полчаса или около того Грушев должен был достичь своей цели — и снова оказаться на свободе. В обычном мире, где нет никаких мистических тайн и сказочных животных. Котов-баюнов, способных лечить, и жар-птиц, о которых он узнал всего пару часов назад и которых теперь уже никогда не увидит…
Как не увидит и всех тех кошек, с которыми он успел познакомиться в секретном городе. Как не увидит и Таисию.
Грузовик подпрыгнул на очередной неровности, и на Егора внезапно накинулись все те мысли, которые он упорно — и успешно — отгонял от себя с того момента, когда выехал из кошачьего города. Мысли о том, что возвращаясь в большой «внешний» мир, он навсегда теряет маленький мир закрытого города, в котором… В котором ему было так хорошо… В котором он чуть ли не впервые в жизни был по-настоящему счастлив.
Этот маленький мир остался далеко позади. Со всеми своими узкими уютными улицами, теплым светом фонарей и снежинками, роящимися в этом свете. С кошками, которые мурчали Егору, с людьми, которые ему улыбались. С восточной красавицей Таисией, которая так много рассказала ему о неизвестной, сказочной стороне жизни — и которая могла бы рассказать и показать неизмеримо больше, если бы он остался с ней.
С которой он теперь уже никогда не увидится. Никогда не будет разговаривать о кошках, и о других мифических существах, и о далеком Таиланде. И не только разговаривать. Еще он никогда не пригласит ее на свидание, никогда не угостит ее чашечкой кофе, никогда не предложит продолжить посиделки в его комнате…
Водитель помотал головой — что это за мысли теперь полезли ему в голову? Почти всю дорогу он умудрялся не думать о том, что Тая ему нравится, не вспоминать, что ему хотелось позвать ее на свидание, еще когда он только познакомился с ней, что он даже строил планы, как отвадить от нее Константина, когда считал его своим соперником… И вот теперь эти воспоминания налетели на него, словно нахальные птицы, которых он пытался прогнать, но которые этого не испугались. Мало того, к их стае постоянно присоединялись все новые птички!
Он никогда больше не услышит такого мелодичного голоса Полуяновой. Никогда не увидит ее узких черных восточных глаз, таких редких и необычных для холодного северного города. Никогда не будет вместе с ней ждать весны, радоваться первым сосулькам на крышах и вдыхать аромат талой воды, никогда не будет гулять с ней в лесу, окружающем город, во время короткого, но такого яркого северного лета, никогда не будет вместе с ней любоваться первыми срывающимися с веток осенними листьями.
А еще они никогда не будут вместе помогать людям, приехавшим в пансионат на лечение, не будут радостно обниматься, когда очередной пациент, обложенный со всех сторон мурлычащими котами, откроет глаза, а потом впервые самостоятельно встанет с кровати. Возможно, когда-нибудь он встретит другую девушку, с которой у него будут и свидания, и прогулки, и всевозможная романтика — но вот этого совместного счастья от того, что на их глазах произошло чудо и что они оба помогли ему свершиться, в его жизни не случится точно. Этим счастьем он заплатил за возможность вырваться из кошачьего города… туда, где его не ждет ничего хорошего. Стоило ли оно того?
Грузовик продолжало подбрасывать на многочисленных неровностях, однако теперь ямы на дороге как будто бы были не такими большими, и тряска стала немного меньше. Приглядевшись, Грушев понял, что на шоссе теперь лежит особенно толстый слой смерзшегося снега, и с досадой вновь сбавил скорость, опасаясь, как бы его не занесло на скользкой дороге. Чем медленнее он ехал, тем больше у него было времени для сомнений. Для заданных самому себе вопросов о том, стоит ли его побег всего того хорошего, что он оставил позади. И тем сложнее было раз за разом закрывать глаза на напрашивающийся ответ.
Еще через километр дорога оказалась совсем завалена сугробами, среди которых, правда, виднелась плохо заметная колея от проехавшего там раньше автомобиля — без сомнения, это был грузовик Василия с Дмитрием. До этого их следов Грушев не видел — их явно замело снегом, но в этих местах, на подступе к Туруханску, снегопад, похоже, был не очень сильным, и следы их шин замело лишь частично. Машина Егора стала неуклюже переваливаться через этот снежный завал: он пытался попасть в колею своих предшественников, но его грузовик был более узким и то и дело норовил застрять в снегу. «Как ребята здесь ездят? — спрашивал себя молодой человек, с ужасом думая о такой перспективе. — Если здесь застрянешь — ждать, что кто-нибудь мимо проедет и тебя вытянет, можно до весны! Их, конечно, двое, но у них ведь и машина более тяжелая…»
В том, что сам он не сможет в одиночку вытолкать свой увязший в снегу грузовик, можно было не сомневаться. Правда, до Туруханска, скорее всего, оставалось не больше пары километров, а на улице был не настолько сильный мороз, чтобы Грушев не смог дойти туда пешком. Это немного обнадеживало, хотя и означало, что потом ему придется вместе с Шоном вернуться к застрявшей машине и каким-то образом вытолкнуть ее из сугробов, а после этого или снова идти в город на своих двоих или просить ирландца подвезти его туда. Причем второй вариант был рискованным — О’Нил мог сделать вид, что согласен, и на полной
