когда постарается, конечно.
Она, Маша, спряталась от Очкастого, нашла Розочку — а значит, заслужила награду.
Пусть даже эта награда — не сундук с сокровищами, а туалет и холодная, пахнущая хлоркой вода.
От воды ломило зубы, но Маша всё равно пила до тех пор, пока в животе не забулькало.
А потом взяла, и умылась. И даже за ушами помыла, и шею. СЗАДИ.
Потому что она должна быть ХОРОШЕЙ. А значит, учиться на одни пятёрки и мыть за ушами.
Не насовсем, конечно.
Но в сказках почему-то побеждают только хорошие девочки — широко известный факт. Маша с такой позицией была не согласна, ведь быть хорошей всегда — скучно.
Но ненадолго, пока не закончится квест — придётся.
Иначе ничего не выйдет.
Квестом Маша решила звать про себя то, что с ней происходит — для удобства. А ещё ей было не так страшно: ведь когда проходишь квест, всегда можно перезагрузиться, если что-то пойдёт не так.
Справив свои дела, Маша заметно приободрилась: жить стало лучше, жить стало веселей. Сейчас она в два счёта отыщет Мишку, и — айда отседова к чёртовой бабушке…
Чёртова бабушка представлялась Маше очень доброй старушкой, которая постоянно печёт пирожки и кормит внуков клубничным вареньем.
Беспрепятственно поднявшись на второй этаж, она принялась заглядывать во все двери, что попадались по пути.
Сколько сейчас времени, она не знала, но солнце в Питере садилось рано, и до полной темноты осталось не так много. А обещания надо выполнять.
Ну где же ты, Мишка?.. — шептала Маша, поднимаясь по лестнице.
Что характерно: в классах, где были дети, не наблюдалось ни одного учителя.
Утром Маша не придала значения этому факту, но сейчас очень удивилась тому, что дети мирно сидели на местах и занимались, кто чем: решали задачки, жонглировали карандашами, а некоторые просто пялились перед собой в пустоту, и только губы их шевелились, словно дети про себя читали стихи.
Сроду Маша не видела, чтобы кто-то вёл себя так в классе без учителя.
Даже в новой школе, где все детишки были примерными зубрилками, стоило учителю выйти за дверь — начиналось веселье.
Переписка в чатике, игрушки, потасовки — до драк дело не доходило, а жаль…
— Ну точно, зомби, — пробормотала Маша, изумлённо оглядывая очередной класс.
— Что ты здесь делаешь?
Девочка вздрогнула. Голос был резким, и шел из-за её спины.
Ме-е-едленно Маша повернулась.
От сердца отлегло. Это была всего лишь Эльвира, старшая девочка из её комнаты.
— Ничего, — сказала Маша. — Я заблудилась.
Она постаралась придать своему лицу такое же пустое выражение, как и у других детей.
Хотела даже пустить слюну из уголка рта, но передумала: слюней вроде бы никто не пускал… Ладно, прибережем слюну на крайний случай.
— Заходи в класс и садись, — повелительно сказала Эльвира. — Сейчас к нам придёт директор и будет проверять результаты.
Результаты чего?.. — хотела спросить Маша, но вовремя прикусила язык. Здешние дети никогда ничего не спрашивают.
«Для взрослых чужие дети — все на одно лицо» — припомнила она слова Розочки.
Чужие — это те, кто плохо тебя знает, — про себя перевела Маша. — Вот тётя Глаша из детдома знала нас, как облупленных. И никогда в жизни бы не перепутала.
А вот Валентуху, библиотекаршу, запросто можно было обдурить. Все знали: чтобы получить книжку вне очереди, нужно просто сказать другое имя, и она книжку без звука даст.
Главное, не злоупотреблять.
— Иди, — Эльвира подтолкнула Машу в класс и загородила проём двери собой. — Садись на место и жди.
Пути к бегству Маша не видела: эта противная Эльвира ТОЧНО сразу побежит ябедничать. Видать, не всегда она вела себя, как зомби. Бывали и периоды просветления.
Вздохнув, Маша повернулась к классу и отыскав свободное место на предпоследней парте, села.
И только она устроилась, Эльвира посторонилась и в класс вошел Очкастый.
Я размахнулся, хотел разбить стекло.
И замер с поднятым кулаком: а зачем? Ему там хорошо, он веселится. Ну что я ему скажу?.. Что боялся не застать его в живых? Что дома, оставленная без защиты, Антигона сходит с ума от беспокойства?
Да с него мои обвинения — как с гуся вода. Вон, как радуется.
Перебрав таким образом множество аргументов, я решил просто уйти.
Надо набрать Антигону, успокоить и ехать домой.
Совета теперь нет, а мы с Алексом больше не дознаватели. Шеф не обязан никому докладывать, чем занимается.
Даже мне.
И вдруг я понял, что мне мешает больше всего: обида.
Они все там, а я здесь.
У них горят свечи, уютно тлеют угли в камине, в пальцах зажаты тонкие ножки хрустальных бокалов…
А я здесь.
Раненный, весь в кровище, да ещё и веду себя так глупо, что хоть на стенку лезь.
И вот ещё что: шефу вовсе не нужна моя помощь.
Это Я вбил себе в голову, что он без меня пропадёт. Но жил же он как-то те двести лет, что мы не были знакомы?..
Его тяготит наша связь. Моё присутствие. Поэтому он и сбежал — хотел побыть один, в компании старых друзей, без ненавистного стригоя.
В висках застучало, здоровый глаз заволокло тьмой.
Отвернувшись от окна, я зажмурился и беззвучно завыл.
Кто я такой без Алекса?
Просто кровосос, добыча любого, кто прихватит на охоту клещи и серебряный кол.
Ну, не будь так к себе строг, кадет. Ты тоже кое чего стоишь.
Голос в голове звучал настолько отчётливо, что я окаменел. Перестал дышать и принялся с замиранием сердца ждать: а вдруг он ещё что-нибудь скажет.
Нас разделяет только окно, — думал я. — Стекло и оконная решетка.
Шеф?.. Вы меня слышите? — я кричал изо всех сил. Только мысленно.
Сбавьте обороты, поручик. Вы меня оглушите.
Внезапно накатило такое облегчение, что я чуть не упал. Колени ослабли, по спине побежал горячий пот, сердце глухо бухнуло и провалилось в живот.
Но на губах у меня была улыбка. Глупая, как у младенца, и не менее счастливая.
Что случилось? — спросил я мысленно, но гораздо тише. Не привык ещё к такому методу общения, поэтому напрягался страшно. Аж зубы чесались. — Почему вы сбежали?
Не сейчас, кадет. Возвращайся ДОМОЙ. Позаботься о девочках.
Вот ещё. Я пришел, чтобы вытащить вас отсюда. Рассказывайте, что происходит, шеф.
Выполняй приказ! — посыл был таким чётким, что меня аж оттолкнуло. — Ты не имеешь права вмешиваться. Уходи.
И он оборвал связь.
Я это почувствовал: словно внутри моей головы кто-то выключил свет над крыльцом и захлопнул дверь.
Шеф! — я не хотел сдаваться. — Шеф!..
Я заглянул в окно: Алекс, отвернувшись, что-то увлечённо рассказывал Мириам.
Та благосклонно слушала, склонив голову, так, что волосы закрыли половину лица, тихо улыбалась и временами делала глоток шампанского.
Что-то здесь не так… — я смотрел и смотрел на них, флиртующих, и наконец меня осенило.
Во-первых, Алекс и Мириам никогда не флиртовали. И уж тем более, не стали бы этого делать на глазах у Гиллеля, отца Мириам.
И ещё: я точно знал, что Мириам не пьёт спиртного. Ничего, даже слабеньких коктейлей или вина. Обет — так она сказала.
А теперь я вижу, как моя бывшая девушка флиртует с моим шефом и во всю хлещет шампанское.
Что это не лимонад — я чувствовал.
И вообще: запахи, тепло, шедшее от камина, напряжение, которое исходило от собравшихся… Словно я ловил трансляцию по радио.
Шеф, — тихонько позвал я. — Чем я могу помочь?
Иди домой, — приоткрыли дверь, выставили собаку на крыльцо и снова закрыли.
Я сжал кулаки.
Ударить, разнести стекло, а потом… На окне железная решетка. Тот, кто строил дом, знал толк в защите от сверхъестественного.
Ну и пойду, — решил я. — Если он так хочет — уйду.
И будь, что будет.
Я чувствовал, что веду себя по детски. И в то же время — правильно.
Перебравшись через стену, я завёл Хам и вырулил на дорогу.
Я пытался изгнать из головы образ уютной гостиной. Как они там все были счастливы: и Тарас, и отец Прохор и Алекс…
Без
