слабая. Развели бы сопли в сиропе — вы это любите.
— Мы любим?.. — я выпучился на девчонку, как на чудо морское. — Мы?..
— Ну вот, началось, — закатив глаза, она пошла из комнаты.
— Да что началось-то? — не унимался я. — Нет, ты мне скажи…
— Чего орёте в такую рань?
В коридоре стояла стригойка. Она тоже была в неглиже: шелковые шортики, разлетайка на лямочках… Волосы, обычно стоявшие пышным облаком, были слегка примяты и торчали спиральками.
— Суламифь?
Я совсем забыл про неё.
— Ты что, не помнишь, что вы меня пригласили? — в глазах девушки зажглись звёзды обиды.
— Не обращай на него внимания, — буркнула Антигона, беря стригойку за руку и направляясь к кухне. — По утрам наш Сашхен тупит. Больше, чем в другое время суток.
И они ушли.
А я остался стоять в коридоре, с письмом в руке.
Поднимаясь по лестнице к себе в спальню, я перечитывал отдельные строчки.
«Без меня вам будет лучше»… «Поступил бы иначе»… «Сущий ребёнок»…
И только это тебя волнует, мон шер ами?
Посмотри на письмо не как человек. А как лингвист.
Этот совет я дал себе сам, своим собственным голосом. Что-то в этом письме было неправильное. Не такой человек Алекс, чтобы попрощаться навсегда, черкнув пару строк.
«Моя драгоценная дочь»… Предполагалось, что девчонки ни о чём не догадываются. И такое неожиданное признание должно быть для них как гром среди ясного неба.
Оно как бы намекает: игры кончились. Всё ПРЕДЕЛЬНО серьёзно.
Господин Плевако, бумаги у господина Плевако… Надо будет наведаться к старому юристу. Наверняка Алекс упомянул о нём не просто так.
Он писал это письмо не один, — догадка вспыхнула так неожиданно, что я чуть не скатился с лестницы: задумавшись, я застрял на ступеньке, и позабыл переставлять ноги. — Кто-то заглядывал ему через плечо, и Алекс ПРОСТО НЕ МОГ сказать лишнего.
Его тоже шантажировали, — мысль была очевидной, и как я раньше не догадался? — Также, как и Тараса, как и остальных — его шантажировали! Но… Чем?
Ладно, узнаем, — войдя в свои апартаменты, я положил письмо на стол и огляделся.
Комната выглядела так, словно я не видел её несколько лет. Эти желтые шторы, и эти натёртые воском половицы, и абажур с бахромой, под которым так уютно посидеть с книгой…
Всё дело в запахе.
В комнате пахло остро и притягательно. Совсем не так, как обычно.
Я осторожно заглянул в спальню.
Именно там, в моей постели, спала Суламифь — я сам принёс её сюда вчера вечером. И конечно же, запах шел отсюда.
Я сглотнул.
Стараясь не дышать, я прошел спальню насквозь — постель была разорена, простыня скручена в тугой жгут — и закрыл за собой дверь ванной.
Сбросил на пол джинсы, рубашку, бельё — всё было в крови, засохшее, заскорузлое, — а потом открыл кран и шагнул под горячие струи.
Минут пять я просто стоял, бездумно наблюдая за мутно-бурым потоком, стекающим с моего тела.
Кто мог его шантажировать? Кто мог испугать Алекса настолько, что он счёл за благо уйти?..
И ещё эта приписка в виде стихотворения. Я знал, что оно принадлежит Алексу — натыкался в сборнике.
Только вот… В оригинале оно звучало не совсем так, как сейчас. В оригинале речь шла о письме… И о любви.
Вот в чём дело. Алексу пригрозили, что расправятся с нами, если он не уступит их требованиям.
Внезапно стало холодно, в пустой глазнице вновь запульсировала боль.
Вытянув руку, я упёрся в кафельную плитку, чтобы не упасть, и в этот момент…
В этот момент сквозь дверцу душевой я увидел силуэт.
Девичий силуэт, тонкий и хрупкий.
Я наблюдал, как девушка сбрасывает одежду и сердце моё билось в горле гулко и болезненно.
Антигона, — думал я.
НАДЕЯЛСЯ, что это она. Хотя уже знал ответ.
Смуглая рука отодвинула дверцу…
Ко мне скользнула Суламифь.
Встав передо мной, прижавшись к моему животу круглыми смуглыми ягодицами, она откинула волосы с шеи и наклонила голову на бок.
— Я слышала, тебе досталось сегодня ночью, — сказала она. И прижалась ещё теснее.
Горячая вода падала на её спину и разбивались серебряными брызгами.
— Ты наша гостья, — голос мой был хриплым. В груди стало жарко. — Мы обещали тебе защиту. Ты не обязана.
— Знаю, — она потёрлась об меня ягодицами. — Но я так хочу.
Я не стал сопротивляться.
Суламифь взрослая женщина. Более того, она стригойка. То есть, она ПРЕКРАСНО знает, что делает.
Это её выбор.
Её, и мой.
Никогда раньше со мной не делились кровью во время секса.
Это было… впрочем, вы всё равно не поймёте. Я и сам ничего не понял — эйфория, блаженство, чувство вины, чувство всемогущества — перемешались в такой невообразимый коктейль, что я ещё долго потом пытался разобраться. И не смог.
Но как только стригойская кровь заструилась по моим венам, в пустой глазнице стала нарастать пульсация.
Нет, глаз у меня тут же не вырос. Но я чувствовал: процесс исцеления начался. И был за это благодарен Суламифь.
Она была… очень щедра. Во всех смыслах.
Мои белые волосы, отмытые от крови, смешивались с её чёрными кудрями, и это было чудесно.
На некоторое время я забыл обо всём, даже об Алексе. Хотя он предупреждал, даже просил притормозить с амурными делами, пока суд да дело.
…Когда я, бодрый, полный сил и в то же время слегка утомлённый, отодвинул дверь душевой, первое, что я увидел, была Антигона.
Понимаю: неграмотно говорить «что» о живом человеке.
Но она стояла так неподвижно, что напоминала статую.
— Антигона… — схватив полотенце, я обернул его вокруг бёдер. — Это не то…
— Всё в порядке, — сказала девчонка, едва разжимая внезапно побелевшие губы. — Я просто хотела сказать, что у нас гости.
И вышла — прямая, как палка.
По-моему, она даже ни разу не моргнула.
— Что у тебя с этой девочкой?
Суламифь явилась из душевой кабины, как Афродита из пены морской.
«Из океана, вышла младая, с перстами пурпурными, Эос…»
Я тряхнул головой, прогоняя наваждение. Во все стороны полетели брызги от мокрых волос.
— Ничего.
— Будь осторожен, Владыка. Любовь к смертной принесёт тебе много горя. И ей тоже.
И она прошла мимо, медленно, покачивая тяжелыми смуглыми ягодицами, на которых поблёскивали капельки воды.
— Суламифь? — стригойка чуть повернулась и замерла. Так, чтобы я видел острые соски. — Не называй меня владыкой. Никогда.
— Как скажешь, Мастер.
И вышла, придержав тонкую руку на косяке двери…
Я до хруста сжал челюсти.
Да она издевается!
Из спальни донёсся приглушенный смешок.
Спустившись в кухню, я удивился.
Думал, под «гостями» Антигона имеет в виду кого-то… Котова может быть. Настасью, парламентёра от очередной новой банды, претендующей на нашу территорию…
— Доброе утро, Аврора Францевна. Чем могу быть полезен?
Не скажу, что меня обрадовал этот визит. Среди прочих равных, только надуманных проблем соседки мне и не хватало.
— Я бы хотела поговорить с господином Големом.
Огромные очки скрывают половину лица. В пучок волос на затылке воткнуто самопишущее перо.
Никакой косметики.
Одежда, как сейчас модно говорить, «оверсайз» — мешковатая, на несколько размеров больше, чем требуется.
А ведь ей не больше тридцати пяти, — вдруг понял я, внимательно вглядываясь в бледное узкое лицо. — Любопытно. В первый её визит я решил, что соседке больше сорока.
— К сожалению, ваше желание невыполнимо, — церемонно сказал я, остро чувствуя, что волосы у меня всё ещё мокрые, а от кожи несёт соитием.
А вокруг — одни женщины…
Совершенно невозможно работать в такой обстановке.
— Почему?
— Шеф на экскурсии, — быстро сказала Антигона. — Когда вернётся — мы не знаем. У него свободный график.
Соседка поджала губы. Было видно, что говорить со мной ей не нравится.
Но почему-то она всё равно не уходила.
И тогда я вздохнул и посмотрел на часы.
Антикварные ходики висели на стене. В них давно кончился завод, и бить они перестали ещё до моего рождения.
Но своей цели служили исправно: поторопить. Дать понять, что время уходит.
Она не обратила на мой
