рыба, попытался перевернуться, скатиться обратно в воду, где он легко бы сменил ипостась и стать неуязвимым. Шишок сунул леснику в руки ружье.
— Зарядил! Стреляй, хозяин!
Лесник еще раз выстрелил из обеих стволов в упор. Водяник дернулся, даже, кажется, подскочил и затих.
Василий Макарович протащил его еще на несколько метров, вытянул на твердую сухую землю и с облегчением вздохнул-выдохнул.
— Тащи соль!
Шишок сунул ему в руки пачку заговоренной каменной, крупного помола соли. Накануне для усиления эффекта Василий Макарович влил в эту соль немного, всего несколько капель, святой воды из церкви. Этого хватило.
Лесник сыпанул её прямо на середину серой осклизлой туши полурыбы-полуящерицы. Водяник снова очнулся, закрутился, размахивая ручками-ножками. Короткий, но узкий, как у сома, хвост ударил по траве. На теле, куда попала заговоренная соль, завился голубоватый дымок. Соль разъедала шкуру существа-духа до дыр, тело расползалось слизью прямо на глазах. Лесник щедро обсыпал голову, конечности. Водяник заверещал, зашипел и, наконец, замер. Изо широкого рта выпал длинный, раздвоенный черный язык.
— Всё что ли?
Василий Макарович поднял ружье, зарядил еще, выстрелил в голову. Водяник не дернулся. Туша вдруг окончательно потеряла очертания, растекаясь слизью, как медуза на песке.
— Вот теперь всё! Готов!
Колдун устало присел на аккумулятор. Шишок без команды принялся собираться — сначала вытащил и отсоединил провода, потом упаковал ружье-двустволку в чехол, сунул её в машину. Рядом ковылял очухавшийся цыпленок.
— Его тоже забери, Клавке отдадим, — сказал лесник.
— Заберу, — буркнул шишок. — Не оставлять же петушка здесь.
* * *
Договориться или помириться с водяным было практически невозможно. На майские праздники как раз накануне русальной недели два местных тракториста, которых в деревне все немудрёно прозывали «братья-алкоголики», Гришка и Лёшка употребили поллитрушку самогона, которую приобрели у бабки Матрёны. На вторую, чтоб догнаться двум здоровым мужикам, денег, увы, не наскребли, а бабка Матрёна «товар» в кредит категорически не отпускала. Кому из них пришла в голову идея наловить рыбы и сменять её у бабки на живительную влагу, сказать трудно. Однако Гришка вдруг вспомнил, что у него в сарае завалялась пара гранат-лимонок, и «братья-алкоголики» выдвинулись к Грязному омуту, где рыба почему-то всегда была крупнее.
Обе гранаты опустились на дно аккурат возле норы водяника. Взрывы разметали хоровод русалок и оглушили самого водяного хозяина. Разъяренный водяник опрокинул лодку с незадачливыми рыболовами и за считанные секунды утянул на дно Гришку, собиравшего сачком с лодки всплывшую рыбу. Мгновенно протрезвевший Лешка успел саженками доплыть до мелководья, выбрался на берег и побежал за помощью в деревню.
Водолазы, прибывшие из областного центра на следующий день, гришкино тело так и не нашли.
Второй жертвой водяного стал дед Пахом, любивший посидеть с удочкой на утренней зорьке. Его труп, зацепившийся за корягу у брода, после полудня обнаружил тракторист Семен.
Третьим водяной утащил этого самого тракториста Семена буквально на следующий же день, когда тот переезжал вброд на тракторе. Трактор угодил колесом в непонятно, как возникшую вдруг в русле реки яму, и перевернулся.
По деревне поползли сплетни один страшнее другого. Кто-то, в основном, молодежь, над ними смеялся, а кто-то верил.
При этом, водяной напрочь игнорировал шумные компании молодежи, отдыхавшей на берегу. Оставил без внимания даже четырех браконьеров, периодически ставивших сети поперек реки.
Впервые Василий Макарович столкнулся с таким существом, как водяной, в начале 60-х на мало, кому известной речке Вижемской, что в Коми АССР. Жителей одной деревеньки из десяти домов буквально затерроризировал местный водяной хозяин. Людей он, правда, не трогал, но скотина тонула почти каждый день.
Колдун в деревеньке был. Причем старый. И даже не просто старый, а древний, разменявший третью сотню лет. Невысокий тощий остроносый живчик дед Филимон, которого в деревне панибратски звали «дед Филя», выглядел максимум на 65–70 лет. Даже жиденькая козлиная бородка непонятного цвета его особо не старила.
Вообще-то колдуны между собой не ладят. И общаться с коллегами по ремеслу отнюдь не стремятся. Но бывают исключения. Таким исключением стали знакомство и приятельские отношения между Василием Макаровичем и дедом Филимоном.
Дед Филимон охотно делился с Василием Макаровичем опытом, рецептами зелий, а то и заклинаний, по-свойски называя его «Васькой». Собственно, дед и предложил извести обнаглевшего водяного.
— Васька, ведь водяной хозяин он как, — сказал дед. — Сегодня корову притопил, а завтра и бабу какую утащит. Его-то самого изничтожить несложно, даже простому человеку под силу. Только ведь человеку-то энтот гад глаза отведет запросто. Вот в чём загвоздка!
Водяного они приманили молоденькой козочкой, привязанной на мелководье. Дед Филимон дуплетом из ружья оглушил вылезшее на охоту существо. И потом они вдвоём вытащили его оглушенного на сухое место, щедро обсыпав той же заговоренной солью.
— Серебром-то, конечно, его сподручнее оглушить, — сообщил дед Филимон. — Надёжнее. Соль-то водой вымывается, и водяной хозяин в себя приходит. Но уж больно дорого серебром…
— Ты себе преемника-то подглядел? — как-то поинтересовался Василий Макарович, намекая на возможность глянуть в будущее, и пошутил. — Или ученика заведешь?
В книге, доставшейся от своего предшественника Фёдора, он узнал, что тот разглядел того, кому будет передавать свой дар, и поэтому постарался максимально сблизиться с ним заранее.
— Знаешь, Васёк, — ответил задумчиво Филимон. — Почему у нашего племени не принято учеников брать? Ведьмаки берут, травники берут, а бабы тем более. А вот мы нет. Только преемника, да и то перед самой смертью. Знаешь, почему?
Василий Макарович пожал плечами. Про это в книге не было ни строки.
— Ходит такое поверье, — продолжил дед. — Что если ученик лишит жизни своего учителя, неважно как — ножом ли, ядом, огнём — то колдовской дар к нему перейдет без проклятия. А само проклятие останется на учителе. И при этом дар будет очень сильным. Проклятие-то колдовской дар ослабляет. Вот так…
— А я еще лет двадцать-тридцать попыхчу, — продолжил он. — Потом и буду приглядываться, в тарелочку с яблочком посматривать, ко мне кружку с водой подаст.
* * *
Еще год назад дед Филимон «пыхтел» — письмо по почте от него пришло. А когда Василий Макарович уехал от него, обосновался на новом месте, шишок как-то невзначай вдруг сообщил:
— Вот Филимон-то как раз своего учителя и извел.
И пояснил:
— Колдовской дар у него без проклятия. Мы это чувствуем. И слуга у него вялый да непослушный. К старому хозяину так и остался привязанным.
