тяжёлую металлическую дверь, которая заскрежетала так, словно легион грешников застонали в преисподней. Мы спустились по выщербленным каменным ступенькам в затхлый и влажный воздух коридора. Пошли дальше, мимо деревянных дверей, большая часть которых была закрыта на навесные замки.
И тут я услышал негромкие голоса. Потом — знакомый щелчок, звук, который ни с чем не перепутаешь. Затвор!
Глава 15. Страшный завод сожрёт меня
Не медля ни секунды, я прижал Клавдию к себе, закрыл ей рот рукой и метнулся в сторону. Звук явно доносился из-за двери впереди, так что здесь мы должны быть в безопасности.
И что это такое, спрашивается? Она ведёт меня в ловушку, или сама не знает об этой ловушке?
— М-м-м! — негромко замычала Клавдия и легонько прихватила меня зубами за ладонь. Поняв, что кричать она не собирается, я убрал руку.
— Костя, — прошептала Клавдия, — право, это — излишняя предосторожность. Нужно всего лишь сделать вот так.
Она постучала по стенке два раза, потом — очень быстро — ещё три, и, после паузы, один. Код для кого-то. И этот кто-то, видимо, понял, что опасности нет. Послышались шаги, дверь впереди открылась, и в коридор вышел...
— Ты?! — уставился я на человека с обрезом в руках.
— Любезнейший Константин Александрович! — расплылся в улыбке Федот. — Как же я рад вас видеть.
* * *
К чести моей стоит заметить, что я не кинулся сразу убивать Федота. Я позволил ему высказаться. Зашёл в каморку, где он ютился с полудюжиной своих головорезов. Жили мужики просто: на матрасах, с консервами. Мне предложили рассохшийся деревянный ящик в качестве сиденья. На другом таком же ящике стояла настольная лампа. Другого освещения в каморке не было. Клавдия, убедившись, что у нас «всё хорошо», благоразумно удалилась.
— Вы какого дьявола тут забыли? — прорычал я, глядя на Федота, как только шаги Клавдии стихли в коридоре.
Больше всего меня бесил тот факт, что Федот знал о моей связи с Клавдией. О профессиональной или о личной — не так уж важно. Даже если знал о профессиональной, об остальном мог догадаться, не дурак. Не так уж удивительно — он ведь нас тут видел вместе. И Клавдия у него на глазах передавала мне платок... Плохо дело.
Нельзя таким людям показывать своих привязанностей. Это всё равно что злого пса на привязи дразнить голой задницей. Пока он привязан — можно не опасаться. Но вот как только сорвётся...
— Выбора не было, любезный Константин Александрович, — прижал руку к груди Федот. — Господа Юсуповы после нашего дела на меня настоящую охоту открыли!
— И ты, вместо того чтобы решать свои проблемы самостоятельно, решил спрятаться у бабы под юбкой? — нахмурился я.
Молодчики Федота гневно зашевелились, но я на них не обратил внимания, а Федот лишь махнул рукой:
— Идите-ка в коридоре поскучайте, пока взрослые говорят. И смотрите мне там, чтоб никуда! Да стволы попрячьте, опять девчонок перепугаете.
«Опять»... Ох, конспираторы чёртовы! Где девчонки — там сплетни. А сплетни быстро достигают ушей того, кто слушает.
Как только за последним отморозком закрылась дверь, Федот, понизив голос, принялся объяснять:
— Ваше высочество, я — не из таковских, вы не подумайте! Я с самого дна поднялся, я собой стал — думаете, почему? А потому что всё — сам! Никому спуску не давал, ни от кого не прятался! Я этот город, можно сказать, закончил, как иные господа университеты заканчивают. Каждый закоулок в нём знаю, каждую улочку! А вы же сами сейчас в Императорской Академии изволите пребывать. Согласитесь — одно дело с однокашником повздорить, а другое — с ректором. На ректора-то с кулаками не кинешься. Не поймут.
— Давай-ка без метафор, — поморщился я. — Не твоё это.
До меня уже начала доходить серьёзность ситуации, просто я пытался дать себе время поразмыслить. Трудно было не признать, что вляпался Федот благодаря мне. И пусть я тогда не просил его о помощи, но ведь и не отверг её. Сражались бок о бок — значит, союзники. А разбрасываться союзниками — не в моих правилах.
— И то правда, дражайший Константин Александрович, — с готовностью согласился Федот, — не моё. Не умею я высоким штилем изъясняться, всё профессия моя проклятая, отпечаток накладывает. Ну так я вам тогда попросту скажу: есть на улицах один закон неписаный. Они там, правда, все неписаные, поскольку народ у нас в основном малограмотный, но речь про главный: шалить — шали, а чёрным магам дорогу переходить — упаси Христос. То есть, ежели приходит в твой дом чёрный маг и говорит, к примеру: «Отдай мне свою жену» — так ты возьми и отдай. Да ещё «спасибо» скажи.
— И часто такое бывает? — не сдержался я.
— Господь милостив, — перекрестился Федот. — Это я вам сам принцип описываю. Не бывает войны с магами, Константин Алексаныч, вот что я хочу сказать. Бывают только живые маги и мёртвые люди. А я, хоть и пожил хорошо, помирать ещё не готов. Есть, знаете ли, планы на старость, есть и средства. Да только я теперь на свои средства в этом городе тухлой селёдки купить не могу — без того, чтобы от Юсуповых гости не пожаловали. Очень уж они на меня за тот завод озлились.
— Так чего же ты туда полез? — буркнул я. — Зачем людей своих дал? Кто тебя просил?
— Дак, разве ж я знал, что завод — Юсуповский? — Федот вновь прижал руку к сердцу своим излюбленным жестом. — И никто не знал! Слишком секретная схема была, ваше величество!
— Давай остановимся на сиятельстве, — оборвал я его. — А то сейчас ещё и до госизмены договоришься.
Федот протестующе замахал руками, показывая, что до госизмены ему так же далеко, как монаху до борделя.
— Вы поймите меня, ваше сиятельство! Я бы сразу с вами напрямую связался, да вы в Академии пребывать изволили! А туда нашему брату ход заказан. Сами, поди, знаете.
Я усмехнулся, представив, как ребята Федота попытались бы приехать в Академию, находящуюся под боком у императорского летнего дворца. Да уж, зрелище.
— А если бы я к вам домой заявился, чтобы весточку дать, так вы бы ещё пуще расстроились, — продолжил Федот. — Я чай, негоже их сиятельству Григорию Михайловичу знать, что со мной дела
