так легче, а у меня же Татьяна была жива, дочка с мужем и внуки, жили все вместе, квартира большая, а всё равно друг у друга на голове. Жалко было их всех, особенно внуков – будут бояться сумасшедшего деда, прятаться, убегать. Но оказалось, никто не работает круглосуточно. Можно и даже нужно передышку себе давать. Так что я работал только на улице, пока моих рядом нет. Они ещё поначалу не хотели меня выпускать из дома, вот это была проблема, без ругани не уходил. Но, слава богу, Татьяна быстро сообразила, что меня надо просто оставить в покое, так будет лучше для всех. Дома-то я практически не работал. Поэтому не ругался и не чудил. Сидел в своей комнате, не отсвечивал, книжки читал…
– А какие? – зачем-то спросил Старый Штехнер. Как будто это сейчас было самое важное, а всё остальное – ерунда, решённый вопрос.
– Про приключения, – признался призрак деда Аркадия. – Фенимор Купер, Жюль Верн…
– Слушай, и я! – обрадовался Штехнер. – Всего Жюля Верна раз десять наверное перечитал. А самая любимая книжка у меня была «Кон-Тики». Потому что там всё чистая правда. Единственный человек, которому я в жизни завидовал – Тур Хейердал.
– Я тоже, – кивнул дед Аркадий. – Но теперь пусть он нам завидует. Ты даже не представляешь, какие приключения впереди.
* * *
– Видишь этого деда? – спросила Марина.
Аста кивнула:
– Я через этот двор почти каждый день хожу, и он тут всё время болтается. То в кресле сидит, то у подъезда стоит. Иногда что-то бормочет. Вроде, тихий, чистенький, аккуратный, но я его, знаешь, побаиваюсь. Какой-то жутью от него веет. По-моему, чокнутый он.
– Да не то слово, – горячо подтвердила Марина. – Я однажды в глаза ему посмотрела, чуть сама от ужаса ума не лишилась, там какая-то прямо комическая пустота. А раньше был такой классный дед! Я с ним лет десять назад познакомилась. Фотографировала здесь ландыши, он увидел, подошёл и рассказал, что сам их когда-то, ещё в восьмидесятые во дворе посадил.
– Да ты что!
– Ага. Для жены. Она тогда сильно болела, никуда не ходила, так дед для неё разбил палисадник. И ландыши для неё посадил. Говорил, что привёз их из леса. И подснежники тоже. Ты знаешь, какие в этом дворе подснежники? Видела?
– Ещё бы не видела! Они здесь первыми в городе расцветают, иногда вообще в конце января. Так это он посадил?
– Ну. Тоже привёз из леса луковицы, и они прижились. Я потом долго специально сюда заходила, чтобы с дедом поздороваться и поговорить. И с женой его познакомилась. Такая, знаешь, как куколка. Как будто не по-настоящему постарела, а нарядилась старушкой на маскарад. Они мне оба ужасно нравились. А потом она умерла. Лет семь назад, что ли? В общем, уже давно. И дед моментально сдал. Поначалу ещё со мной здоровался, а потом перестал узнавать. Ужас, что с людьми старость и одиночество делают, – заключила Марина. – Не дай бог до такого дожить.
9 ноября 2021 г.
Первый ход
Маше три года, больше всего на свете Маша любит гулять, особенно в парке и с папой, потому что мама и бабушка всё время крепко держат за руку, а папа иногда отпускает, он не боится её потерять. Папа вообще ничего не боится, рядом с ним хорошо. Бабушка много чего боится, но слабо, как будто притворяется понарошку, словно играет роль, как дядя в костюме волка на новогоднем спектакле, рычит и зубы показывает, а всё равно сразу видно, что никакой он на самом деле не волк. А мама очень сильно боится, взаправду, часто, почти всего, поэтому Маша не любит быть рядом с мамой. Ей неприятно чувствовать взрослый страх, это примерно как в лужу упасть в новом платье, только гораздо хуже, потому что вода обсохнет, грязь отстирают, а взрослый страх пробирается внутрь и там остаётся, пачкает тебя навсегда.
Когда Маша гуляет с папой, отпущенная на волю, высвободив ладошку из сильной взрослой руки, она сразу бежит до ближайшего дерева, потому что слышит что-то вроде: «Шии-ко!» – не ушами, как всё остальное, а непонятно, чем; но ладно, неважно, главное, Маша слышит, это дерево так зовёт, предлагает к нему подойти. Маша подходит, крепко его обнимает, стоит и думает хорошее взрослое слово из мультфильмов: «дружить». Маша знает: «дружить» – это самое лучшее, что может случиться. «Дружить» это значит быть вместе – не потому, что заставили, крепко взяли за руку, или усадили на колени и держат, а потому что мы так сами хотим.
Маша стоит, обнимает дерево и обо всём этом думает, шепчет: «дружить», – ему в ствол, а дерево соглашается, деревья знают, что такое «дружить». Иногда деревья просто ей радуются, а иногда они что-то рассказывают; Маша всё понимает, но пересказать, конечно, не может, на языке деревьев Маша пока умеет только молчать.
Потом, по дороге домой, Маша иногда говорит папе, чтобы разделить с ним радость, как с лучшим другом: «В космосе знаешь, как хорошо?» Папа кивает: «Да, там отлично, я знаю. Звёзды, кометы, туманности – красота!» Он доволен, что дочка уже знает слово «космос», умная подрастает девица; может быть даже, – растроганно думает папа, – она у нас вундеркинд.
Второй ход
Маше шесть лет, Машина бабушка умирает, хотя при Маше это слово не говорят. Взрослые думают, смерть это плохо и страшно, детям знать про такое нельзя. Но Маша-то знает – и что бабушка умирает, и что это совсем не страшно, а здорово, потому что бабушке трудно и скучно живётся, а после смерти с человеком случаются чудеса.
Бабушка умирает не в больнице, а прямо в квартире, лёжа на выцветшем красном диване, на котором спала много лет. Взрослые думают, что детям не следует видеть, как умирают, поэтому Маша живёт у тёти Арины, в четырёх троллейбусных остановках от дома (пока ехали, она сосчитала), в странном розовом доме, невысоком, зато очень длинном, загнутом буквой «Г». В доме всего три этажа, огромные окна, деревянные лестницы и длинные-длинные коридоры, похожие на лабиринты, там можно подолгу плутать. Тётя Арина ей разрешает гулять по подъезду, с условием, что одна на улицу не пойдёт. Маша действительно не выходит на улицу, потому что, во-первых, раз обещала, слово надо держать, а во-вторых, в этих коридорах с деревянными лестницами и хитрыми переходами так интересно, что уже никакого двора не надо. Ходить по тёти-Арининому подъезду даже интересней, чем книжку читать.
Маша медленно идёт по подъезду, поднимается по
