в которой я тщетно старался различить силуэт Никса.
— Можно войти? — робея при виде моего раскрасневшегося, потного лица, спросила Дебора.
"А вот и моя дорогая женушка. Должно быть почувствовала, что любимый муж вернулся», — с сарказмом сказал голос в голове.
— Держись подальше! — рявкнул я на автомате и сразу же пожалел, потому что Деб явно приняла мой крик на себя, отскочив сразу на два шага назад.
«Не желаешь пугать ее? — спросил Мартин в моей голове. — Понимаю, мне тоже хотелось, чтобы она ластилась. Но лучше, когда еще и боится одновременно. Как послушная, услужливая зверюшка. Ничего, скоро она вновь признает своего хозяина», — каркающе засмеялся Никс.
— Не смей приближаться к ней! — со злостью выплюнул я, снова забывшись из-за его последнего обещания.
— Что с тобой? — опешила Дебора, сообразив, что я говорю, скорее, с самим собой, чем с ней.
— Порядок, — тяжело дыша, проговорил я.
— Нет, Мартин, ты не в порядке, — обеспокоенно покачала она головой.
Деб мигом подбежала ко мне, присев рядом — на край кровати.
— Что случилось? Тебе плохо? — спросила она с непередаваемым волнением в голосе, пощупав мой разгоряченный лоб ладошкой. — Ты весь горишь! — с испугом вскрикнула любимая.
"Надо же, как беспокоится. Обо мне она никогда так не заботилась, маленькая предательница! — выплюнул Никс. — Хм, — услышал я через секунду. — А Вы, как я вижу неплохо поладили тут без меня. Протянул свои грязные лапы к моей жене, Итан?! — со злостью прорычал вдруг голос, начиная понимать, что произошло между мной и Деборой в его отсутствие. — Ты ее касался?! Отвечай, сейчас же!»
Хорошо что, малышка его не слышала, — думал я между тем, стараясь выровнить дыхание. Дебора, как ни странно очень помогала своим присутствием, пусть я бы и предпочел, чтобы она находилась максимально далеко сейчас. Далеко от Мартина. Но только не от меня! Потому что ее ладошки, осторожно обхватившие мое распаленное от гнева и пыла сражения с душой Никса лицо, были якорем, необходимым мне для удерживания себя в сознании — в этом теле.
Однако безопасность Деборы была для меня важнее. Первичнее. Она как раз заглянула мне в глаза своим ясным, добрым взглядом.
— Мне нужно побыть одному, малыш, — сказал я и, пересилив себя и свои желания, медленно убрал ее руки со своего лица.
Мартин же уже успел назвать Дебору самыми последними словами, какие только можно было придумать. Меня тошнило от бессильного желания вмазать этому бестелесному уроду, посмевшему так отвратительно отзываться об этой светлой, восхитительной девушке.
Мой первоначальный страх быстро перешел в злость, а потом в фактически звериную ярость. Я еле сдерживал себя, чтобы не наорать на Мартина в присутствии Деборы.
Несмотря на воспаленную растерянность моего разума, я понимал, как странно это бы выглядело — кричащий в воздух Никс, требующий, чтобы Невидимка заткнулся и сам отправился куда подальше. Это если особо мягко выразить ту нецензурную брань, которой я мечтал сейчас ответить Никсу, не менее взбешенному, чем я.
— Но тебе же плохо, Мартин! У тебя жар! — не унималась Дебора. — Ками! — в отчаянии позвала она прислугу.
Прибежала горничная, и миссис Никс велела принести ей сюда льда.
— И немедленно пусть вызовут доктора Дерсшепреда, — впервые услышал я приказные нотки в голосе не на шутку разволновавшейся Деборы.
Попытавшись встать, чтобы предупредить нарастающий с каждой последующей секундой ажиотаж в доме, я неожиданно для себя понял, что сил моих не хватит даже на то, чтобы приподняться без посторонней помощи.
По сути мне и говорить было трудно, а стоило заставить себя произнести хоть звук, в ушах вновь раздавался гневный голос, мешающий что-либо сказать. Плюс ко всему, голова разболелась еще с большей силой из-за постоянно бранящегося в ней Мартина Никса. Его угрожающий голос не замолкал ни на секунду, с наслаждением издеваясь над моим безвольным состоянием. Никс смаковал мою боль, алчно протягивая свою темную ауру к Деборе, а вся моя энергия расходовалась на то, чтобы принять весь его удар на себя, не подпуская Мартина к моей малышке.
А Дебора тем временем продолжала ухаживать за мной как умела, от силы совсем не замечая, что за противоестественный монстр ей угрожает из-под изнанки мира. И слава Небесам, что Дебора не ощущала его зловредного тяготения к ней!
Не дав мне подняться и упорно настаивая на своем, она все же уложила меня обратно в постель. Затем, обернув холодные кубики в тонкое полотенце, Дебора приложила лед, принесенный Ками, к моему лбу.
Я же отчаянно пытался не обращать внимания на крики и шипение Мартина, похожие на замогильные вопли из кошмаров и полностью сконцентрироваться на чудодейственных глазах Деборы, что смотрели на меня сейчас с таким трепетом, смешанным с бесконечной тревогой.
Я был болен сколько себя помнил в прошлой жизни. Я должен был бы привыкнуть уже и к регулярной необходимости в постельном режиме, требующемся с каждым новым рецидивом. И к боли, и к все возвращающей слабости изнуряющих приступов… Но разве к такому привыкнешь? Каждый раз отлежавшись и вернувшись к нормальной жизни, мне казалось, что все в прошлом. Хоть умом я и понимал, что в любую минуту болезнь может вернуться с новой силой. И тогда все начнется опять.
Однако в те тяжелые мгновения, когда мне было особенно плохо, когда я больше всего поддавался депрессии, приходили мои друзья. Они подолгу сидели у моей постели, сменяя друг друга с упрямством часовых на важном посту, не позволяя сдаваться. Наверное, именно их отношение и поддержка дали мне силы и веру в тот безнадежный вроде бы миг, когда Провидение, отобрав жизнь у Никса, передало его тело мне. По всей видимости, по достоинству оценив мое непобедимое рвение жить.
В тот день в больнице, по роковому стечению обстоятельств у моего изголовья не было ни одного преданного друга, никого из тех, кто во время прежних приступов не отходил от меня ни на шаг.
Однако, возможно, именно это обстоятельство послужило нашей с Деборой судьбоносной встрече. И сейчас забота этой восхитительно прекрасной девушки воспринималась мною совсем иначе. Ее тревога и старания помочь мне были какими-то другими. Или, вероятнее всего, это для меня самого все, что касалось Деборы Никс выглядело ярче и особеннее.
А потом появился доктор Дерсшепред — высокий мужчина лет пятидесяти. Он попробовал разузнать, какие у меня жалобы, но я смог только промычать что-то невнятное в ответ, оставив объяснения Деборе. Она коротко расписала врачу все, что успела заметить, приправив все это своими догадками и страхами, в результате чего мне незамедлительно что-то вкололи. После чего
