Это же самооборона была. Этот — она неопределенно кивнула головой куда-то в сторону, видимо имея в виду мажора — тебя вообще на дуэль вызвал.
— А секунданты у нас были? Кто подтвердит наши слова? Или может быть ты следакам свой разум откроешь?
— Конечно нет.
— И мой разум им смотреть нельзя… Да вообще никто из благородных свой разум не откроет никогда, это же вся жизнь как на ладони. Весь компромат, счета, пароли, явки. Для того при благородных и нужны секунданты из доверенных простолюдинов — чтобы могли открыть свой разум и продемонстрировать в полиции что все было по закону… В империи разве не так?
— Не совсем, но похоже в общем-то. Но это же экстренный случай, может стоит открыть им разум? Что в твоей голове такого что стоит свободы?
— То, что стоит жизни. Нельзя им смотреть мой разум. Они узнают, что я демонолог. И твой теперь тоже нельзя.
— Ну и что?
— У нас демонология вне закона. На фоне моих демонов, убийство четырех человек вообще ничего не значит. Черт да меня сожгут прямо тут.
— Вот вы мракобесы, честно слово. Может у вас еще и за мужеложество расстреливают? Или за секс до брака?
— Ха-ха. За второе точно нет, можешь вечером зайти — докажу. Но в любом случае смотреть разум, что твой, что мой, копам давать нельзя, а без секундантов хер мы докажем, что это они на нас напали, а не наоборот.
Снаружи раздались завывание полицейских сирен, и мы с Кейт не сговариваясь бросились к окну. Прямо на перрон одна за другой выезжали полицейские машины, а в качестве вишенки на торте — микроавтобус со спецназом.
— Черт возьми. Похоже это за нами.
Спецназ резво выгрузился из бусика, выстроившись в штурмовые порядки напротив первого вагона, и вперед вышел полицейский, в обычной форме, без шлема, броника и прочих атрибутов боевика.
Кто-то видимо заговорил с ним из поезда, потому что он подошел поближе, почти полностью скрывшись из нашего поля зрения, но долго думать, что же там происходит нам не довелось — телефон в моем номере зазвонил, и когда я ответил, вежливый голос попросил меня явиться в фойе первого вагона.
— Что такое?
— Меня вызывают в первый вагон.
— Они же не могут тебя отдать просто так правильно? Японский же поезд. Мне говорили, что тут мы считай, что на территории Японии.
— Мне тоже. Ну вот сейчас и узнаю.
— Я с тобой.
— Может не стоит? Тебя не звали вроде.
— Наверное они просто не знают, что я у тебя и трезвонят в мой номер. Пойдем.
Едва мы спустились на лифте на первый этаж вагона, нас тут же встретил бортпроводник и пригласил следовать за ним. Оказалось, что в вагонах есть служебные коридоры, которые идут параллельно основному, только пониже и поуже, зато там можно перемещаться на чем-то вроде крошечного электрического гольф-кара. Это оказалось сильно быстрее чем топать через все вагоны пешком. Не прошло и пяти минут как мы были в первом вагоне.
Покинув технический коридор, и уже подходя к выходу из вагона, до меня донеслись обрывки разговора. Два мужских голоса, один из которых с заметным акцентом, разговаривали на повышенных тонах.
— Слушай, кэп, не дизели. Давай мы заберем нашего пассажира, а твои пассажиры поедут куда ехали, а то я ведь могу вас тут задержать настолько, что ваша компашка потонет в судебных исках.
— Если он вам так нужен, попытайтесь достать его по каналам интерпола, а я не уполномочен выдавать пассажиров, которые находятся под нашей юрисдикцией, иностранным государствам…
— Да ты охерел паровозник! Я тебя сейчас мордой в пол уложу.
— Можете попытаться, если хотите взять на себя ответственность за международный дипломатический скандал… Хотя не советовал бы. У нас на борту такое количество средств огневого поражения, что вся гвардия города поляжет дважды, прежде чем сможет занять хоть один вагон, и это я еще молчу о губернаторах двух штатов, которые находятся внутри. Думаю, когда поезд не поедет по графику, им хватит пары телефонных звонков чтобы вы, офицер, отныне могли рассчитывать только на должность охранника парковки.
— Звали? — я вышел в фойе и увидел на пороге тамбура мужчину в форме экипажа поезда.
— Приветствую — кивнул тот — я капитан поезда, а у этого джентльмена — он кивнул на копа что стоял снаружи — есть к вам несколько вопросов.
— Ладно, отвечу — я шагнул было навстречу копу, но капитан поезда вскинул руку, перегородив мне проход.
— Отвечайте отсюда. Я думаю, офицер нас прекрасно слышит.
— Господин Воронов — сходу начал коп — у нас есть основания полагать вы что ответственны за убийство четверых граждан США.
— Стойте-стойте — попытался я остановить офицера — во-первых это не правда, а во-вторых, у меня есть право на самозащиту разве нет?
— Превышение допустимых пределов самообороны — офицер взглянул в планшет — вы буквально отрезали человеку голову.
— У вас есть запись как я это делаю? — я понял, что нет, иначе не фигурировало бы слово «отрезал», коп бы так и сказал — откусил. Да и предъявляли бы мне не превышение необходимой самообороны, а запрещенные магические практики.
— Нет, но у нас есть записи с камер в соседнем районе. Убитый столкнулся с вами на мотоцикле.
— Столкнулся? Говорите как есть — они с напарником меня ограбили, судя по всему по наводке тех двоих.
— Вы признаете, что убили их?
— Я такого не говорил. А если у вас и правда есть записи, то вы должны знать, что там происходило. Я был в своем праве.
— Записей пока нет, занимаемся этим, но и права убивать людей в нашей стране у вас тоже нет, даже если вы благородный, а они простолюдины. Это вам не Российская Империя, мистер Воронов. Я слышал, что у вас благородные имеют право убивать простолюдинов, у нас — нет.
— В Российской империи каждый благородный по умолчанию является офицером и может вершить суд над низшими чинами, а любой простолюдин если он не высокоранговый военный, или сотрудник полиции или спецслужб, априори ниже.
— Мне плевать как там у вас устроено…
— Насколько я знаю, у вас примерно так же. Взаимоотношения благородных выведены из-под гражданской юрисдикции. Любой благородный по умолчанию считается военнообязанным и опять же по умолчанию
