поверит, но… Слушай, Пепеляев, давай так договоримся: мы Сыскной приказ, а не ясельная группа детского сада. Нам-то очки не втирай, ладно? Ты думаешь, тебя вдоль и поперек не проверили и за тобой нет пригляда? Дело не во мне, куратор там я или не куратор… Думаешь, нет средств у нашей конторы, за таким как ты присматривать? Ладно — бандюки в хмызняке, про них уже все забыли. Барыги на муравейнике тоже, в общем и целом — черт с ними. Но Мозырь? Это же сервитут, там стены имеют уши, а каждый фонарный столб — глаза! Устроил погром в стиле слона в посудной лавке, и дальше попер! А нам разгребать…
Я качнулся с пяток на носки и обратно, разглядывая капли дождя, просачивающиеся в стыки бетонных перекрытий подъездного козырька. Однако! Это что, выходит — Рикович и его команда знают, что я дракон? И тот, кому они подчиняются — тоже знает? И что они там в своих верхах решили по моему поводу? Идиотская ситуация: они думают что знают, я думаю, что они думают, что они знают, они думают что я знаю, что они там себе думают! Убиться можно, как все сложно!
— И что я могу в связи с этим предпринять? — на всякий случай уточнил я.
— Я тебе уже по телефону сказала, что ты можешь предпринять! — Наталья Кузьминична затушила окурок о край мусорки и щелчком пальца отправила его внутрь. — А если честно, то мой тебе совет — просто продолжай. Хотя ты и бесишь неимоверно — но берега не теряешь. Кроме истории с рептилоидами, понятное дело. И дальше не теряй… За тобой присматривают, и за Вышемиром — тоже.
— Но не вмешиваются, — глянул на нее я. — А у нас тут детей травят, гладиаторские бои с несовершеннолетними устраивают, вон — на семью кандидата в депутаты покушаются… И ничего?
— Считай твое тут присутствие — при всех известных вводных — уже вмешательство. Здесь же земщина! Самоуправление, демократия и все такое. Но не думай, что у тебя карт-бланш и тебе все можно. Есть средства и против таких как ты, и тебе прекрасно это известно… — бесы меня забери, если она опять не намекала на то, что я — дракон, и не имела в виду мою тросточку-копье.
Но я сделал вид что ничего не понял, и продолжил изображать из себя рефлексирующего интеллигента:
— Однако! То есть неизвестные мне темные силы будут насылать на мой город бандитов, убивать бедных коммунальщиков, отпускать психов из лечебниц, устраивать потопы и ураганы, а хорошие парни… Или там — некие важные дяди, пусть так — они просто разрешают одному контуженному учителю здесь жить? Слушайте, Наталья Кузьминична, я ведь не искал этих усатых кхазадских гадов! Я домой шел, с уроков!
— Очень вовремя шел, да? — опричница снова закурила. — Понимаешь, выводы в таких делах, как это, вышемирское, не делаются за пару месяцев. Знаешь, сколько таких земских сонных городков в России? Сотни и тысячи! Можно сказать, у вас тут сейчас создается прецедент… И потому очень много глаз сюда направлено. Так что твое появление, и твои… Твои особенности, да… Все это — интересные элементы большого уравнения.
— Тень на плетень, — поморщился я. — Но общий посыл я понял. Нормальным языком вы мне больше ничего и не скажете, да? Не ваши полномочия? Будете делать многозначительный вид, пока ваши люди грузят трупы в броневик… Ладно, плевать. Мы тут как-нибудь сами разберемся у себя. Но есть еще один вопрос, личного свойства…
Пруткова очевидно напряглась, испытующе глядя на меня. У нее даже желваки на щеках заиграли. Опричница явно и представить себе не могла, что именно я попрошу:
— Нужен какой-нибудь хороший санаторий, куда семью Зборовского можно отправить, прямо завтра — и до самых выборов. Поможете? Я отработаю, честное слово! Скажите Риковичу — пусть у меня оплату вычтет из будущих заработков. А если нужна предоплата — у меня есть кое-что. Но — чтоб нормальное место, чтоб жемчужные ванны, массаж, уютные номера, питание четырехразовое, природа красивая и все такое… Понимаете, сам Женя вряд ли себе такое позволить сможет, у них с доходами очень средне, а куда их в квартиру эту, там ремонт надо делать, кровища кругом, а это ведь…
— … дети, — Пруткова глубоко вздохнула. — Ну ты и рыцарь печального образа, Пепеляев. Одуреть можно. Я думала — такие экземпляры уже вымерли, как динозавры…
Это что — намек такой жирный был, что ли? Хотя какие уж тут намеки, и так все понятно.
— ПУТАТЬ ДИНОЗАВРА С ДРАКОНОМ — ТО ЖЕ САМОЕ, ЧТО ЧЕЛОВЕКА — С АВСТРАЛОПИТЕКОМ! КАКОЙ ПОШЛЫЙ ВЗГЛЯД НА ВЕЩИ, ФУ! — вознегодовал дракон. — СЛУШАЙ, ПО ДЕНЬГАМ НАДО ЧТО-ТО РЕШАТЬ! ТЫ ЧЕРТОВ ФИЛАНТРОП, ТАК НИКАКИХ ПРЕМИЙ НЕ ХВАТИТ! ЖРАТЬ МЫ ЧТО БУДЕМ? ХАТУ НАШУ, СОБСТВЕННУЮ, НА ЧТО РЕМОНТИРОВАТЬ?
Он был целиком и полностью прав. И я примерно представлял себе, где можно раздобыть необходимые средства, но — все постепенно, по очереди… Пруткова в это время говорила по телефону:
— Да-да, наш внештатный сотрудник, его родственники… Да, отдел на себя возьмет сорок… Нет, шестьдесят процентов финансирования. Многодетная семья, мама в отпуске по уходу за ребенком. Да, замечательно. Збо-ров-ски-е. Завтра? Хорошо, привезем. А сегодня точно никак?
Я принялся показывать ей большие пальцы обеих рук сразу: завтра — тоже очень классно, эту ночь пусть у меня переночуют, диван мы с Женькой перенесем, там один незапачканный есть, и кроватка детская тоже не пострадала. А я — перебьюсь, в конце концов. Что я, места покемарить до утра не найду?
Наталья Кузьминична нажала на кнопку отбоя и повернулась ко мне:
— Это я в Управление социальными объедками… Тьфу, пропасть — социальными объектами, звонила. Теперь мне придется с Акакиевичем на свидание идти, ужас какой! Ну, потерплю ради деток, ладно. Не ты один у нас рыцарь печального образа! Но с тебя — полторы тысячи. Хочешь творить добро — твори, но деньги — вперед! — увидев мою довольную физиономию, она констатировала: — Точно, контуженный. Нет, оно понятно — сосед, друг-товарищ, его жена и дети… Но ты ведь ему про то, что из своего кармана монеты выложишь — не скажешь?
— Подождите тут, я мигом метнусь, сейчас всё будет! Полторы тысячи у меня есть в заначке, — обрадовался я и, взбегая на крыльцо, пропел себе под нос:
