у него тоже были «паучьи» ноги, но, помимо этого, из разорванной обивки на сиденье торчали выбившиеся пружины.
Осматривая комнату, Джеймс вдруг отметил, что в ней кто-то есть. В углу, у большого гардероба, стояла высокая человеческая фигура, накрытая драным полотнищем. Фигура не шевелилась — в дырах проглядывали механические руки и фрагменты латунной головы. Погашенная лампа-глаз словно из-за ширмы подсматривала за новым постояльцем.
— Не беспокойтесь, — сказал Лемюэль, проследив за его взглядом, — этот механоид не работает. Отец так и не доделал его.
— Дядюшка рассказывал мне о Лазарусе Лемоне. Ваш отец был изобретателем?
Лемюэль кивнул. На его лице появились следы застарелой печали.
— Отец был помешан на механизмах. Он считал, что автоматон справится с работой лучше, чем живой аптекарь.
— Я слышал, что он… — неловко потупившись, сказал Джеймс, — и сам был… ну, вы понимаете… Он заменил почти все части своего тела механическими и…
— Я ведь сказал, что он был помешан на механизмах, — резко ответил Лемюэль. Было видно, что разговор об отце не доставляет ему удовольствия. — Лазарус Лемони хотел превратить аптеку в лавку по продаже механических протезов и говорил, что от них намного больше пользы, чем от человеческих конечностей.
Он кивнул на стоявшие у стены ящики, из которых торчали латунные руки и ноги.
— Я не слышал о кончине вашего отца, — сказал Джеймс. — Дядюшка Людвиг ничего об этом не говорил.
Лемюэль не ответил. Отвернувшись, он понуро произнес:
— Осторожнее с кроватью. У изголовья есть рычаг — его не трогайте, хотя… механизмы давно не смазывали, думаю, они все заржавели… Мы начнем ваше обучение утром. Ужин будет в восемь. А пока располагайтесь.
Лемюэль направился к двери. Остановившись на пороге, он обернулся и сказал:
— Я надеюсь, что все обойдется…
Джеймс нахмурился — ему совсем не понравилось, как это прозвучало.
— Обойдется? Вы о чем, Лемюэль?
— О моей предстоящей беседе с мадам Клопп, само собой.
Он кивнул и вышел за дверь. Джеймс остался в комнате один. Если не считать выключенного автоматона.
Глянув на механоида, он прошептал:
— Что-то мне кажется, Лемюэль говорил вовсе не о беседе с мадам Клопп. Как считаешь?
Автоматон, разумеется, промолчал…
…Часы на столе едва слышно тикали. Судя по всему, этот прибор на витых ножках, с лакированным корпусом, резными стрелками и двумя двигающимися навстречу маятниками был в комнате единственным механизмом, который работал.
За окном уже почти стемнело. Когда мимо аптеки пролязгал очередной трамвай, стекла зазвенели, а потом все снова стихло.
Джеймс сидел на краю кровати и придирчиво разглядывал свои уши в маленькое круглое зеркальце. Он распрямил и поднял верхний край правого уха, но оно тут же провисло.
Вздохнув, он спрятал зеркальце в карман и снова окинул взглядом комнату, которую ему выделили. Тусклый свет керосиновой лампы вырывал из полутьмы очертания механизмов в ящиках и на полках шкафов, а еще он создавал причудливую иллюзию: огонек на фитиле чуть подрагивал, и казалось, что ночные мотыльки на стенах шевелятся.
Судя по всему, где-то на этаже открылась дверь, и забравшийся в комнату сквозняк зашуршал страницами раскрытой книги, лежавшей на столе.
Джеймс поднялся и подошел к столу. Взяв ветхий томик в темно-красной обложке с едва читаемым названием «Механико-анатомический справочник доктора Брейслица», он перелистал страницы. На них были изображены схемы протезов, которые срастались с живой плотью рук и ног. Там же подробно расписывались принципы их работы, методы сращивания металлических сопряжений со связками и мышечными волокнами.
Джеймс поморщился от одного вида этих устройств — настолько отталкивающе они выглядели: иллюстрации в справочнике механической хирургии вызвали у него неприятные мысли о жутком Некромеханике — персонаже нескольких выпусков «Ужасов-за-пенни», который оживлял мертвецов, снабжая тела покойников пружинами и шестеренками, роторами и поршнями, превращая их в чудовищные некроконструкты. И хоть сам Некромеханик, да и его кошмарные творения были всего лишь городской легендой, обретшей плоть с легкой руки авторов «Ужасов», Джеймс считал, что эти истории так просто не появляются. Поэтому поспешно захлопнул книгу и вернул ее на место.
«Ужасы-за-пенни»… Джеймс любил эти рассказы и всегда с нетерпением ждал выхода нового выпуска. Он вдруг подумал, что эта комната, да и сама аптека весьма напоминает какое-нибудь жуткое место из этих рассказов. Темный зал внизу, скрипучая лестница, узкий коридор с портретами старых аптекарей, комната с ржавыми механизмами и натуралистичным хирургическим справочником. Здесь даже был череп! Не стоило забывать и о хозяине аптеки, который напоминает самого настоящего призрака…
— Призраки ведь не умеют зажигать лампы и открывать двери ключом, так? — спросил себя Джеймс неуверенно. — Или умеют? Нужно будет прикоснуться к Лемюэлю — если палец пройдет сквозь него…
Джеймс нахмурился и оборвал себя:
— Что за глупости? Конечно же, он не призрак. Кажется, я слишком много читаю эти истории…
И все же с тем, что это место, вызывает чрезмерную оживленность мурашек на коже, спорить было глупо.
Помимо мурашек, еще и живот решил вдруг напомнить о себе — недовольно и весьма назойливо забурчал.
— Когда там ужин? — буркнул, аккомпанируя животу, Джеймс и глянул на часы. — Еще целый час! Нужно подкрепиться чем-то до того. У меня ведь был с собой…
Посмотрев на чемодан, который лежал на кровати, Джеймс хлопнул себя по лбу: он ведь совсем забыл о том, что собирался сделать сразу же, как только останется один в комнате!
Вернувшись к кровати, Джеймс склонился над чемоданом.
— Я знаю, что тебе надоело там сидеть, — сказал он. — Сейчас, сейчас… я тебя выпущу…
Джеймс отщелкнул замки и аккуратно поднял крышку.
— Ну здравствуй, Пуговка.
В чемодане лежало чучело небольшой собачонки с встопорщенной коричневой шерстью, торчащим хвостиком и двумя пуговицами на месте глаз.
— Этот сердитый констебль тебя учуял, Пуговка, — сказал Джеймс, нежно погладив чучело по холке. — Я знаю, знаю… тебе очень хотелось вцепиться ему в нос. Мне и самому хотелось… Хорошо, что ты не подавала голос, а то он точно придумал бы какой-нибудь запрет на собак в чемоданах.
Джеймс вытащил Пуговку и поставил ее на пол. Чучело тут же завалилось набок, и он поспешно установил его прямо.
— Бедненькая… залежалась совсем. Можешь размять лапки — побегай по комнате, только не лай, а то Лемюэль или старуха услышат. Тогда они точно нас вышвырнут.
Чучело, само собой, даже не пошевелилось.
— Не смотри на меня так! Мне тоже не нравится это место, но ты же знаешь, что я должен все выяснить…
Джеймс понимал, что чучело ему не ответит. И все же для него это была по-прежнему его милая Пуговка.
Пуговка умерла около месяца назад.
