хотя не рыжая, а брюнетка; ну, значит, на чернобурую. – Я этих красавцев долго учила правильно заваривать чай.
– Кровь пила вёдрами, – подтвердил невзрачный мужичок средних лет в спортивном костюме. – То мы чай покупаем какой попало, то храним не как полагается, то вдруг с какого-то перепугу нельзя его заливать крутым кипятком. Рута вообще ужасная. Берегитесь! А то сами не заметите, как она вас чему-нибудь возьмётся учить. И научит, будьте спокойны. Вопрос – чему?
Рута-чернобурка рассмеялась, явно довольная тем, как её представили. И успокоила Джини:
– До Рождества можете не особо беречься, я пока в школе над детьми издеваюсь. Но на каникулах вполне могу заскучать.
– Вы извините, пожалуйста, что мы сразу так запросто, – сказал Джини громила-Диоскур. – Просто мы все с детства знакомы. Давно здесь живём. И уже как-то привыкли, что каждый сосед – по умолчанию старый друг.
– Здорово, – улыбнулась Джини. – Как в какой-нибудь детской книжке. Я всегда героям завидовала, когда в книге описывалось, какой у них дружный двор. Думала, в жизни так не бывает.
– Да всё бывает, – заверила её чернобурка. – Просто что-то всегда и со всеми, а что-то так редко, что считается невозможным. Но иногда для некоторых возможно всё.
– У меня сегодня весь день такой получился, – призналась Джини. – Когда уже перестаёшь понимать, что возможно, а что нет. И кстати, о невозможном, – сказала она Диоскурам. – Спасибо за кофе! Когда вы ушли, я присела на диван на минуточку, и сама не заметила, как уснула. Проснулась, пошла на кухню, а там кофеварка. Вроде, мелочь, а всё равно невозможная. Я так удивилась! Два раза осматривала квартиру, а её не заметила. Но главное чудо даже не это, а что в машине были и капсула, и вода. Я на такое вообще не рассчитывала, машинально кнопку нажала, а она – фыр-фыр-фыр! И кофе полная чашка. Выпила и как заново родилась.
Диоскуры озадаченно переглянулись. Наконец громила сказал:
– Вы нас извините, пожалуйста. Мы и сами не заметили, что у вас на кухне осталась кофемашина. Вроде всё лишнее постарались оттуда убрать. Надеюсь, она занимает не слишком много места? Если вам не нужна и мешает, скажите, мы можем забрать, у нас кладовка большая. Но если нужна, то пусть остаётся, – поспешно добавил он. – Извините, если вам показалось, будто я хочу её у вас отобрать!
– Пусть остаётся, – решила Джини. – Я вообще-то капсульный кофе не очень. Но сегодня ваша машина мне практически жизнь спасла.
– Вери гут, бля! – обрадовался дед.
Джини была с ним совершенно согласна. Лучше не скажешь, причём обо всём сразу, включая тёплую, как на юге погоду, соседские посиделки во дворе на раздолбанных стульях, кружку с тигрёнком и налитый в неё крепкий чай.
– Как же здорово, – сказала она. – Какой, вы говорили, лунный день? Двадцать первый?.. Хотя двадцать первый лунный день раз в месяц бывает, а так хорошо всё-таки гораздо реже. Счастье, что хотя бы не «никогда»! Но чтобы ещё и погода такая шикарная, теплынь посреди декабря…
– Это вам спасибо, – совершенно серьёзно ответил громила. А дед ласково просипел:
– Твой подарочек, сенкью, бля!
– Вряд ли погода моя заслуга, – улыбнулась Джини. – Вот чего я точно не умею, так это циклонами управлять.
– Ещё чего не хватало, такой ерундой заниматься! – неожиданно возмутился громила. Но тут же спохватился: – Извините, пожалуйста, моё возмущение; разумеется, оно было направлено не на вас. Я уверен, что вам бы в голову не пришло грубо менять погоду по своему усмотрению. Она сама изменилась. Но специально для вас. Вы же любите тёплые зимы?
– Очень, – кивнула Джини. – Даже больше, чем лето… Нет, вру, лето всё-таки круче. Но как же приятно его дожидаться, когда такая зима!
Допила чай, поставила кружку на стол и вдруг сказала, хотя в жизни не думала, что однажды станет болтать с посторонними о подобных вещах:
– Когда я была маленькая, придумала волшебное королевство; на самом деле, почти все дети что-то такое придумывают, ничего удивительного тут нет. Но главное, я же сперва решила, что у меня там будет вечное лето! А потом поняла, что так оно всем надоест. Всё одинаковое надоедает, даже хорошее. Даже мороженое, если есть его на завтрак, обед и ужин изо дня в день. И тогда придумала такое волшебное время года – тёплую зиму, которая наступает внезапно, в любой момент. И длится, пока деревьям не надоест жить без листьев, деревья в моём королевстве были самые главные, не помню, почему я так решила, но все важные вопросы зависели от них…
– А как же весна и осень? – спросил мужичок в спортивном костюме. – Нехорошо получается, если совсем без них!
Он говорил таким деловитым тоном, словно Джини не рассказывала о своих детских фантазиях, а представляла комиссии под его руководством проект изменения климата на Земле.
– Сейчас мне самой так не нравится, – улыбнулась Джини. – Но в детстве я весну и осень совсем не ценила. Не понимала, в чём их смысл и кайф. Так что смешной в моём королевстве был климат: длинное лето-лето-лето, хлоп! – внезапно зима. Но тёплая, чтобы в шубу не кутали и не заставляли носить тяжёлые сапоги. И короткая, всего на неделю. Или вообще дня на три. У этой короткой тёплой зимы даже было какое-то специальное название, жалко, не помню. На «Карабас-Барабас» похоже, но точно не «карабас»…
– Шардабас, – негромко сказал громила.
– Что? – растерялась Джини. – Как вы сказали? Ой, господи. Точно же! Месяц шардабас! Но откуда вы знаете? Быть такого не может! Я никому не рассказывала. И сама давным-давно всё забыла… почти.
– Извините, – вздохнул громила. – Я не нарочно. Просто я почему-то часто угадываю. Некоторые знакомые думают, я их мысли читаю. Но я не настолько бестактный! Извините меня, пожалуйста. Я нечаянно угадал.
Джини только головой покачала. Сказать на это ей было нечего. Ей даже подумать было нечего. Оставалось только сидеть и молчать.
– Да не берите в голову, – сказала ей Рута-чернобурка, подливая ей чаю из огромного термоса. – Мы все тут немножко странные. Вы, кстати, тоже. И это скорее приятная правда обо всех нас.
– Ну вообще, да, – согласилась Джини. – Сама иногда думаю, что странности – лучшее, что во мне есть.
– Так именно! – обрадовалась Рута. – И во мне тоже. Во всех.
Джини кивнула и уткнулась носом в кружку. Ей, с одной стороны, было страшно неловко, что так разоткровенничалась с незнакомцами. Хуже того, с соседями. Это не попутчики в поезде, не выйдешь на своей станции, не денешься от них никуда! А с другой стороны, она была почти неприлично
