маски, потом из-под другой, третьей, словно он бежал позади их по коридору, поочерёдно выкрикивая из каждого рта.
Комната погрузилась во мрак. Я протёр глаза. Когда ко мне вернулось зрение, я вернулся в спальню сквозь занавес из бусин. Лора всё ещё сидела там.
— Это будет чудесно, — заявила она. — Мы оба вместе. Мы не постареем. Мы не умрём.
— Зачем? — спросил я. — Зачем ты это делаешь?
— Я забираю, что пожелаю, а желаю я тебя.
Разъярившись, я дёрнул занавеску из бусин, напрочь оторвав карниз. Бусинки застучали по полу. — А как насчёт моего сына?
Она улыбнулась и эта улыбка сочилась предельным злорадством. — Вспомни старые добрые деньки, Барри, любовь моя. Тогда у тебя не было сына. Игла снуёт туда и сюда, вперёд и назад, назад и вперёд. Вот и всё.
— Я не находил слов. — Ты… ты… ведьма…
Теперь настал черёд Лоры посмеяться надо мной и её голос был ужасен, словно у карлика из моего сна.
— Делай, что пожелаешь, — сказала она. — Вот и все законы [77]. И я так и сделала.
Зазвонил телефон. Барри глянул на него с предельным, абсолютным ужасом. — Извини, — сказал я.
— Нет, Фил… Пожалуйста! Не отвечай!
Эта история могла затянуться надолго. Я встал в полумраке, включил лампу и подошёл к телефону.
— Фил!
Тут на кухне обрушилась лавина кастрюль и сковородок. Телефон продолжал звонить.
— Квазимодо? Это ты?
Но мой пёс боязливо выглянул из ближайшего шкафа, заскулил и опять заполз внутрь.
Телефон ещё звонил. — Фил! Бога ради!
Что-то простучало по полу наверху, словно козьи копыта.
— Фил!
Барри бросился ко мне, но я поднял трубку и он застыл на месте.
Поначалу никакого голоса на другом конце линии не было, лишь полная тишина. Затем что-то очень слабо шевельнулось. Мне подумалось о крабе, царапающемся под ведром.
Наконец раздался голос, который я не слышал пятнадцать лет. Но, разумеется, я сумел его признать. Это была Лора Говард.
— Я — путь. Я — дверь в иной мир. Я видела замёрзшие солнца Ориона и летала на огненных кораблях во внешнюю тьму, где больше нет страданий, только радость…
Я осторожно положил трубку. Тут на меня навалились дурнота и ужас. Я отчаянно пытался уцепиться за любое возможное рациональное объяснение и, не обнаружив ни одного, ощутил, что мой собственный здравый рассудок истёрся и вот-вот не выдержит.
— Фил, — заговорил Барри. — Это была она. — Не вопрос. Простое утверждение.
Я кивнул.
— Я знал, что так и будет.
— Ты знал?
— Да, потому что я её убил.
Лампа замерцала, потом потухла. Из окна я увидел, что весь район погрузился во тьму.
Я с ужасом и трепетом взирал на Барри Этвуда.
И, сидя в темноте, он поведал мне остальную часть истории.
— Я швырнул в неё колбой от лавовой лампы. Она разбилась о висок Лоры и та рухнула на матрас. Тогда я схватил с алтаря деревянную руку, и бил ей Лору, снова и снова, пока строение тряслось, пол вздымался, а тьма то вспыхивала сияющим светом, то вновь мрачнела. Даже тогда Лора ещё не умерла. Мне пришлось её задушить.
Я чувствовал, что убиваю и сам себя, но ещё долго сжимал её горло.
И, гораздо позже, я вывалился в тихую и тёмную центральную комнату. Наверное, какой-то свет проходил через окно в крыше. Я увидел, что все маски свалились. Многие раскололись. Ни одна из них не разговаривала.
Я нашёл в ящике ключ от магазина. Уходя, я запер за собой дверь.
Снаружи, над головой, грохотал по рельсам поезд. Здесь по тротуарам ходили люди, по дорогам ездили машины и никаких летающих тебе тарелок.
— Я убил её, Фил.
— Но ведь, убийство… — Я не знал, что ответить. Именно тогда я ощутил, что Барри Этвуд был намного нормальнее меня.
— Прошла неделя, — сказал он. — Полиция не стала меня искать. В газетах ничего не было. Не думаю, что это было вполне… убийство.
— Она и правда умерла?
— В этом мире, в этом теле, она точно мертва. Но я думаю, что всё это было частью её плана. Думаю, ей требовался я, чтобы каким-то образом помочь ей перейти в… иное состояние. Теперь она хочет, чтобы я присоединился к ней там. Я знаю это, Фил, так же, как знал, что это она звонила по телефону.
Когда я той ночью вернулся домой, там была одна-единственная тарелка, висящая за моим окном. Уверен, она виднелась лишь мне, незримая для всех прочих. И с тех пор она там каждую ночь. Оно не сердится. Оно говорит мне голосом Лоры, как счастливы мы когда-то были и как счастливы мы можем быть снова. Вместе.
С огромным усилием я спросил: — Барри, ты хочешь уйти с ней?
— Часть меня хочет, Фил, та часть, которая хочет навсегда остаться двадцатидвухлетним. Я не уверен, что смогу… избегать этого и дальше. Понимаешь?
— Думаю, да, Барри.
— Вот почему я пришёл к тебе, Фил. Я решил, что ты поймёшь. Ты оказался единственным из моих знакомых, кого я смог найти в телефонной книге, единственным, кто знал Лору Говард. Поэтому я понял, что ты мне поможешь, хотя мы на самом деле никогда не были хорошо знакомы. Это никакое не совпадение, Фил. В любом случае, оставался только ты. Нужно, чтобы ты кое-что для меня сделал, когда я уйду.
И на миг всё сфокусировалось по-другому и я подумал: он собирается убить себя.
Но, нет, по безумной логике его истории, всё складывалось.
— Что от меня требуется сделать? — спокойно спросил я.
— Найди моего мальчика. Лора каким-то образом вычеркнула Дэвида. Она что-то сделала со временем. Может, вытащила несколько стежков. Но он где-то рядом. Я это знаю. Помоги ему найти дорогу назад, если сможешь.
— Но как?
Барри поднялся со своего места и прикрыл мне глаза двумя вытянутыми пальцами.
— Когда придёт время, открой глаза.
— Я попытаюсь, — пообещал я.
— Спасибо, Фил. Теперь, полагаю, Лора ждёт. Прощай, Фил.
— Прощай, Барри.
— Это может тебе пригодится.
Он сунул мне в руку ключ и прошептал адрес.
Я сидел в темноте и слушал, как Барри уходит. Он открыл дверь. Заскрипела металлическая калитка на крыльце. Потом он ушёл.
Я открыл глаза и, через минуту, в открытой двери и сквозь жалюзи замерцал свет, словно весь город заполыхал.
Я подошёл к двери и выглянул.
Барри стоял посреди улицы.
И там, в темноте, тихо, как падающие снежинки, приземлялись летающие тарелки.
(в соавторстве с Джейсоном Ван Холландером)
