не совсем пропащие, желающие культурно выпивать в помещении, условно умеренные алкаши.
Но в этом конкретном кафе было пусто. Естественно, сейчас везде пусто, сраный, из пальца высосанный карантин. Однако за прилавком тоже никого не было, и вот это, конечно, напрасно: в стеклянной витрине на картонных тарелках лежали аппетитные, тёплые даже на вид пирожки. Джини растерянно огляделась: эй, а бариста, бармен, буфетчица – или как они в подобных заведениях называются – где? Но вместо бариста-буфетчицы обнаружила только очередной анахронизм – примерно из той же эпохи, что жёлтый кафель и стойки, но из совсем иного пространства – ярко-красный музыкальный автомат. Джини не кидала в него монетку, вообще ничего не трогала, даже близко не подошла, только зачарованно смотрела на эту игрушку, но автомат, словно бы воскрешённый её вниманием, щёлкнул, пискнул, загудел и вдруг заиграл. Песню Джини узнала сразу, с первых аккордов – «Whisky Bar», но не в привычном исполнении Моррисона, а с женским вокалом, на её неискушённый слух, чуть ли не оперным [16]. Всё равно это было здорово – как старого друга семьи случайно на улице чужого города повстречать.
– Вы откуда тут взялись? Я вас не знаю, – сказал кто-то, Джини показалось, что над самым ухом, хотя рядом с ней никто не стоял. Голос был низкий и одновременно по-птичьи пронзительный, резкий, какими бывают только женские голоса. Музыкальный автомат булькнул, хрюкнул и умолк буквально на полуслове – на полуноте! Как подлиза-хорошист при виде учителя, пока не сказали: «давай дневник».
Обернувшись, Джини увидела, что за стеклянным прилавком возникла бариста, она же буфетчица. Но явно никакой не бармен. Невысокая, очень худая, но не хрупкая, а по-спортивному крепкая тётка с кудрявой седой шевелюрой и неожиданно молодым скуластым, таким же резким, как голос лицом. И без медицинской маски, или хоть какой-нибудь тряпки на подбородке, вот это совсем удивительно. Эту дрянь люди теперь даже на улицах носить обязаны под угрозой какого-то зверского штрафа, а в заведении общепита за такое нарушение хорошо если не сразу расстрел.
Тётка выглядела сердитой, и голос её звучал неприветливо, но встретившись с Джини глазами, она улыбнулась как-то даже обескураживающе тепло.
Джини невольно улыбнулась в ответ. И сказала:
– Конечно вы меня не знаете. Я здесь в первый раз. Только сегодня в этот дом переехала. И вдруг обнаружила, что у нас внизу есть кафе.
– Так вы новенькая соседка! – обрадовалась бариста-буфетчица. – Мне Юджин про вас говорил. Вы – его тёзка, верно? Я – Тома. Тоже живу в этом доме, в шестой квартире. Я почему так удивилась – была совершенно уверена, что заперла дверь, а ключи есть только у самых близких друзей.
– Ой, так у вас закрыто? – смутилась Джини. – Извините! Дверь не была заперта.
– Да не за что, – отмахнулась Тома. – Сама растяпа. Я не то что закрылась, просто выходила по делу. Но уже вернулась, как видите. И если хотите, могу вас накормить.
– А накормите, – кивнула Джини. – Я потому и зашла, что очень голодная, до магазина нет сил терпеть. С чем у вас пирожки?
– Пирожки с таком! – рассмеялась Тома. – Знаете такое выражение?
– Ни с чем? – неуверенно предположила Джини.
– Именно. А эти конкретные пирожки – вообще муляжи.
– Муляжи?!
– Ну да. Для привлечения внимания, как говорится. Чтобы было понятно, что здесь в принципе есть еда, а не только вода и пиво. Настоящая свежая выпечка в витрине мгновенно черствеет. Жалко! А сегодня я пирожки вообще не пекла. Зато у меня есть куриный бульон, огуречный салат и котлеты. Нести?
– Суп и котлеты навынос? – засомневалась Джини. – Не надо. Мне бы что-то такое, что можно съесть на бегу.
– Да зачем же навынос? – удивилась та. – Прямо здесь и садитесь. Поешьте спокойно. Я никуда не спешу.
– А разве можно? – изумилась Джини.
Она имела в виду карантинные правила, но Тома поняла её по-своему и спохватилась:
– Ай, ну да, сесть-то некуда. А стоя – не дело. Ничего, сейчас что-нибудь сообразим.
Джини ничего не успела ответить, а Тома уже притащила откуда-то из подсобки истошно-жёлтый икейский пластмассовый стул, поставила возле высокой стойки, звонко хлопнула её по столешнице, и та мгновенно стала в два раза короче, то есть как раз высотой с обычный обеденный стол.
Ни фига себе мебель, – изумилась Джини. – Чего только не придумают. Современный стол-трансформер, убедительно имитирующий старосоветский винтаж!
– Так нормально, – сказала Тома, не вопросительно, а утвердительно. – Садитесь давайте. Я сейчас.
Она убежала, а Джини неуверенно села, почему-то на самый краешек стула, достала из кармана пальто телефон, посмотрела на время, подумала: сейчас всего половина седьмого, успею ещё в магазин. Поесть в ресторане; ладно, в кафе, столовой, закусочной, рюмочной по нынешним временам – великое чудо и приключение похлеще визита в тайный опиумный притон.
Бульон был наваристый и прозрачный, над котлетами хотелось рыдать, как в юности от стихов. Но больше всего Джини потряс салат; собственно, не сам салат, он был предельно простой – соль, перец, капелька уксуса, много зелёного лука – а вкус огурцов. Яркий, острый, свежий, как в детстве, когда летом на улицах появлялись старушки из пригородов с вёдрами, полными выращенных на грядках мелких, кривобоких, неописуемо вкусных овощей.
– Где вы огурцы покупаете? – спросила Джини. – Я думала, таких уже не бывает. Тоже хочу.
Тома оторвалась от книги – толстой! бумажной! завёрнутой по-старинке в газету, чтобы обложку беречь! – нахмурилась, вспоминая.
– Да чёрт его знает, забыла уже, – призналась она. – Скорее всего, на рынке. Но я везде удачные покупаю. Умею овощи выбирать.
– Да я, вроде, тоже умею. Но это не особо помогает, когда выбираешь между двумя сортами безвкусного пластика. Да хоть десятью!
Тома надолго задумалась.
– Здесь есть очень неплохой магазин, – наконец сказала она. – Недалеко, примерно четыре квартала. Я туда как раз собираюсь. И вас могу отвести.
– Вот это здорово! – восхитилась Джини. – Я же как раз за продуктами вышла. А мы успеем? Он до которого часа работает? Не до семи?
– Понятия не имею, – пожала плечами Тома. – На дверях не написано. Но я пару раз туда вообще заполночь приходила, и магазин был открыт.
– Фантастика, – вздохнула Джини. – Я думала, по ночам уже вообще никто не работает. Даже большая Максима, бывшая круглосуточная, теперь только до десяти. Но я её очень не люблю почему-то. То ли свет там какой-то не тот, то ли дизайн, не знаю, но мне там становится так уныло, что уже не хочется ничего покупать.
– Какое интересное место! – почему-то обрадовалась Тома.
– А вы там что, никогда не были? – удивилась
