грубым и уходить сразу. Анна, вы позволите? — Он протянул сестре руку, и та, кивнув, последовала за ним.
Император же встал рядом со мной.
По уже знакомому жесту я понял, что он поставил ширму от прослушивания.
— Что-то было в коробке с подарком? — спросил император негромко. Всё с той же улыбкой — так, что со стороны казалось, будто мы ведём светскую беседу.
— Я заметил что-то вроде дыма или пыли, — так же тихо сказал я. — Вылетело на того бедолагу-охранника. Я его не сразу заметил.
— Пыль, — подтвердил император. — Парня взяли, когда он принялся петь и танцевать, оставив пост. Полагаю, мою дочь хотели скомпрометировать, потому здесь и присутствовал фотограф. Скорее всего — не один. Я восхищен вашей предусмотрительностью, Константин Александрович. И, безусловно, благодарен вам за то, что защитили честь моей семьи. Отныне я — ваш должник. Но сейчас нам более не следует беседовать, дабы не возбудить подозрений. Не забудьте вручить подарок. И будьте готовы к тому, что моя дочь пригласит вас сюда вновь. Это поможет утвердить их в мысли, что вы завоёвываете позиции во дворце... Кроме того, Анна действительно будет рада вас видеть. Ещё раз благодарю. Желаю приятно провести время.
Мы с императором раскланялись, и он удалился. Я же остался наедине со своими мыслями.
Следил взглядом за танцующей парой — Анна/Аделаида и Борис — и понимал, что из списка подозреваемых в покушениях на меня Бориса можно вычёркивать. Я сильно сомневался, что у этого, явно страдающего каким-то тяжелым недугом парнишки, хватит сил хотя бы на то, чтобы добраться отсюда до того моста, с которого я спрыгнул. Да ещё сохраняя при этом чужую личину... И уж тем более вряд ли цесаревич мотался к прорицательнице в Чёрный Город. Он бы умер, единственный раз вдохнув тамошний воздух. Он и сейчас-то уже буквально висит на сестре. Вот, кстати, они совсем остановились.
Борис, видимо, извинившись, побрёл прочь. К нему незаметно для других, сохраняя дежурные улыбки на лицах, немедленно бросились мужчина и женщина — должно быть, медики. Анна стояла, глядя брату вслед. Теперь она выглядела ещё более одинокой, чем прежде.
— Не спасёте даму, господин Барятинский? — раздался голос у меня над ухом.
Повернувшись, я увидел Белозерова. Поклонился:
— И вы здесь, Всеволод Аркадьевич?
— Приглашён, — кивнул Белозеров. — Старые заслуги... перед отечеством.
Да, занятно складываются некоторые судьбы. Человек, заслуги которого позволяют ему получать приглашения на бал в императорский дворец, довольствуется скромным чином преподавателя. Пусть и в самом престижном учебном заведении страны.
— Очень приятно вас увидеть, — сказал я.
— Взаимно, взаимно... Однако не тратьте время на бесполезного старика, Константин Александрович. Дама скучает, — и Белозеров указал глазами на Анну.
Я бы мог возразить, что эта дама, судя по всему, никогда не скучает. Потому что, насколько я могу судить, внутренний мир у неё — размером с галактику, раз уж её так трудно оттуда вытащить. Но промолчал и, ещё раз поклонившись Белозерову, двинулся к Анне.
Танец всё ещё продолжался. Анна вздрогнула, когда я подошёл к ней.
— Вы любите быструю езду под громкую музыку? — спросил я.
Глаза Анны удивлённо раскрылись, она мотнула головой. Я изобразил огорчение. Со стороны выглядело так, будто я пригласил её на танец, и она мне отказала. Что и требовалось продемонстрировать всем присутствующим. По этикету я не должен был дважды танцевать с дамой, с которой толком не знаком. Это вызвало бы ненужные кривотолки в свете. Разумеется, Анна должна была об этом знать и отказать мне в любом случае, но мало ли. Всё-таки она явно очень необычная девушка, витающая где-то в своих личных облаках.
Музыка утихла, и мы отошли в сторону, туда, где Анна и стояла изначально.
— ...простите, что при знакомстве назвалась не своим именем...
— Полагаю, у вас были на то основания, — пожал я плечами.
— ...иногда мне хочется быть кем-то другим... — совсем поникла великая княжна, празднующая своё восемнадцатилетие.
— Понимаю, — улыбнулся я и достал из кармана коробочку. — Вот... это вам. Поздравляю с днём рождения.
Тут до меня дошло, что ту часть этикета, что отвечает за поздравления, я проштудировать забыл. Уместно ли сейчас пожелать здоровья и счастья в личной жизни, или это уже будет из другой оперы?..
Анна взяла коробочку и медленно приоткрыла. Покачнулась, будто на миг потеряв сознание. На этот раз из коробочки ничего не вылетело, но великую княжну, видимо, предупредили, как надо себя вести.
— ...какая красота, — равнодушно сказала она, рассмотрев кулон стоимостью с пару неплохих автомобилей. — Благодарю вас, господин Барятинский.
* * *
Уже на следующий день после бала наша с Анной фотография появилась в не самой жёлтой газетёнке Петербурга. Снимок вышел мутным, при печати пострадал ещё больше, но меня выдавала причёска, а великую княжну — очки. По крайней мере, для меня всё было очевидно. А для тех, кто видел фотографию Анны лишь три года назад (она редко показывалась на публике и вовсе уж не терпела фотосессий), надрывался более чем однозначный заголовок: «Вѣликыя Княжна Анна Алѣксандровна танцуетъ въ дѣнь своаго рождѣнiя съ восходящей свѣтской звѣздой князѣмъ Константиномъ Барятинскимъ!»
Я почему-то был уверен, что дед взбесится, но он, напротив, выглядел удовлетворённым.
— Газета — что? — пожал он плечами. — Газета — для плебеев. Однако все те, кто присутствовал на балу вчера, вас видели, и этого более чем достаточно, чтобы свет знал, чего стоит наш род. Ты, Костя, был безукоризнен... Кстати, будь любезен. Прикажи разобрать чемоданы.
Послушный моему слову, дед вместе с Ниной и вправду провёл ночь в отеле, но утром, не получив дурных вестей, торжественно вернулся в городской особняк. Все выдохнули. Операция прошла более чем успешно.
Было воскресенье, дома царила сонная и ленивая атмосфера. Дед такого не терпел, поэтому сразу после завтрака отправился на прогулку. Я же, лишь только он ушёл, воспользовался телефоном. Набрал номер Вишневского.
Вишневский не отвечал. Это было странно. Тогда я позвонил в его контору — ответил какой-то заспанный парнишка, который сумел лишь сказать, что контора по воскресеньям не работает, а следовательно, никого в конторе нет.
Смутное беспокойство шевельнулось у меня в душе. Я послонялся по дому, наткнулся на Китти.
— Ваше сиятельство, — грустно сказала она, — а правда это, что вы теперь с госпожой
