совсем другие.
– Поверить не могу.
– Существуют и более странные…
– Не в это, – перебила она. – Поверить не могу, что ты встречал бигфута и ничего мне не сказал. Ведь они знаменитость.
– Они весьма замкнутые, – ответил я. – Несколько лет назад я сделал кое-что для одного. Его звали Речные Плечи. Он мне понравился. И я держал язык за зубами.
Она понимающе кивнула. Встала, вышла из кухни и вернулась со своим гранатометом и большим оружейным футляром. Положила гранатомет и сказала:
– Это завалит любого бигфута.
Я открыл рот, потом закрыл.
– Точно. Пожалуй.
Кэррин кивнула, вовсе – ну, почти – не имея в виду: «Я же говорила».
– Мне нравится быть уверенной, что моей огневой мощи хватит, чтобы справиться с любой ситуацией. – Она положила футляр на стол и подтолкнула ко мне. – Это для тебя.
Я неуклюже, одной рукой открыл футляр. Внутри лежал пузатый пистолет, на который ушла чертова уйма металла. Он даже напомнил мне перекачанного стероидного атлета. Проклятую штуку впору было водрузить на бронированную турель. К пистолету прилагались патроны, каждый размером с мой большой палец.
– Что это за хрень? – спросил я, просияв.
– Пятисотый «смит-вессон», – ответила Кэррин. – Короткое дуло, но пули предназначены для крупной дичи. Если Большая Серая Уродина захочет снова сделать тебе дружеское предупреждение, ответь ему четырехсотграновой пулей.
Присвистнув, я взвесил пистолет на ладони, восхищаясь тем, какой он тяжелый.
– У меня уже сломана одна рука, а ты даешь мне это?
– Помни про отдачу, девчонка, – сказала Кэррин. – Ты справишься. – Она положила ладонь на пальцы моей левой руки, торчавшие из шины. – Мы справимся. Мы закончим дело с Никодимусом и избавим тебя от паразита в голове. Вот увидишь.
– Кстати, – ответил я, – есть проблема.
– Какая?
– Мы не можем убить паразита, – объяснил я. – Нужно его спасти.
Кэррин непонимающе посмотрела на меня и после короткой паузы спросила:
– Что?
– Мы… э-э-э… Слушай, это не то, что я думал. И моя болезнь совсем не такая, как мы думали.
Она внимательно изучила меня.
– Нет? Тогда чем же ты болен?
Я рассказал ей.
* * *
– Ну хватит, поднимайся.
Она сидела на полу, трясясь от хохота. Ее тарелка с куском пиццы приземлилась рядом, когда несколько минут назад Кэррин свалилась со стула.
– Прекрати, – выдохнула она. – Прекрати меня смешить.
Я начинал сердиться. И был смущен. Лицо горело, как от легкого солнечного ожога.
– Проклятье, Кэррин, через двадцать минут нам нужно быть на скотобойне. Хватит уже, это не настолько смешно.
– Выражение… – выдохнула она, беспомощно хихикая, – …твоего… лица…
Вздохнув, я выругался себе под нос и стал ждать, когда Кэррин придет в себя.
На это ушло всего несколько минут. Пару раз она вновь принималась хихикать, но в конце концов оторвалась от пола.
– Ты закончила? – осведомился я, пытаясь говорить оскорбленно.
Она тут же снова разразилась икающим смехом.
В высшей степени непрофессионально.
К тому времени как мы вернулись на скотобойню, солнце уже село, и наступила холодная, промозглая ночь. Дождь висел туманным покрывалом, температура упала, и город начал покрываться тонким слоем льда.
– Ледяной дождь, – заметила Кэррин, паркуя машину. – Великолепно.
– Зато люди будут сидеть по домам.
– В зависимости от того, как пойдут дела, это может уменьшить число невинных свидетелей, – сказала Кэррин. – Не Мэб ли снова мудрит с погодой?
Прищурившись, я выглянул на улицу.
– Нет. – Ответ пришел мгновенно, автоматически. – Это просто зима в Чикаго. Мэб плевать на невинных свидетелей.
– А может, она хочет помочь тебе.
Я фыркнул:
– Мэб помогает тем, кто помогает себе сам.
Кэррин натянуто улыбнулась:
– То, что ты сделал с геносквой. Ты ударил по нему магией.
– Ага.
– Похоже, она не подействовала.
– Не-а, – согласился я. – Я применил свой лучший удар, которому научила меня Мэб. Сила просто утекла в землю.
– В землю, – повторила она. – Как по громоотводу?
– Именно. Лесные люди владеют магией, удивительно сильной магией, однако понимают ее иначе, чем мы. Мой знакомый использовал магию воды. Я никогда не видел ничего подобного. Этот геносква… Думаю, он точно так же использовал магию земли. На уровне, о котором я ни черта не знаю.
– Представь, что я тоже ни черта не знаю о магии земли, и обрисуй ситуацию, – предложила Кэррин.
– Я ударил его самой могущественной известной мне боевой магией, а он легко отмахнулся от меня. Уверен, он сможет сделать это снова.
– Иммунитет к магии? – предположила Кэррин.
Я пожал плечами:
– Либо он чувствует магию и принимает меры. И это значит, что он вовсе не столь умен.
– Хорошенький секрет он выдал, не собираясь тебя убивать.
– На самом деле, он мог переоценить меня и думать, что я уже в курсе. Как бы то ни было, теперь я точно в курсе.
– Верно, – кивнула Кэррин. – И это дает тебе преимущество. В следующий раз не будешь лупить его заклинаниями.
Я вздрогнул, вспомнив, каким стремительным и мощным был геносква, как он не испытывал передо мной никакого страха. И прикоснулся к рукояти моего нового револьвера, заряженного и спрятанного в карман плаща.
– Если повезет, следующего раза не будет.
Кэррин резко повернулась ко мне, и ее лицо стало серьезным.
– Гарри, – сказала она тихо, – эта штука тебя убьет. Я знаю, как это бывает. Не обманывай себя.
Я поморщился и отвернулся.
Убедившись, что ее слова дошли до меня, Кэррин кивнула и вышла из машины. Одна из ее фантастических пушек (она звала ее Крисс) висела в кобуре под пальто и была почти незаметна при движении. Она осмотрелась, затем достала гранатомет и повесила себе на плечо. В мокрой темноте он напоминал тубус, какими пользуются художники, длиной три с половиной фута.
– Ты правда думаешь, что его можно завалить этой штукой? – спросил я.
– Она с ним справится. При необходимости.
Я посмотрел на влажный туман и сказал:
– Я уже устал от этой работы.
– Так давай с ней покончим, – ответила Кэррин.
* * *
На этот раз Джордана на посту не было. Возможно, его сменили, чтобы поспал. Или Никодимус решил, что я разобью его чары и переманю парня, и перевел того на менее опасную должность. Скорее всего, так и было.
Когда мы вошли, большая часть команды уже собралась вокруг стола для совещаний. Был даже геносква, хотя и стоял в темном углу, напоминая гигантскую лохматую тень. Отсутствовали только Никодимус и Дейрдре – последнюю я приметил на галерее, она смотрела сверху на стол, за которым Вязальщик что-то оживленно рассказывал.
Дейрдре выглядела… неправильно. Не поймите меня превратно: девушка, которая откусывает у людей языки, в принципе не может быть правильной,
