Ознакомительная версия.
– Чушь, – сказал я. – Чушь и бессмыслица.
– Почему?
– Я немного знаю ваши правила, – сказал я злорадно. – Будущая ведьма должна получить дар, посвящение от настоящей ведьмы, причем в раннем детстве, даже не в отрочестве…
Я замолчал, глядя на улыбку Эрнесты. Я вдруг все вспомнил. Арина похитила Надю. Мы со Светой отбили дочь. Арина, как бы извиняясь, сделала ей подарок…
– Но на ней есть посвящение, Антон, – сказала ведьма. – Сама Арина, Прабабушка, десять лет назад подарила ей способность пользоваться растениями. Основа основ ведьмовства.
– Вы с ума сошли! – воскликнул я. – Ей пятнадцать! Даже четырнадцать!
– Разве в возрасте дело? – удивилась Эрнеста. – Арина тоже не самая старая из нас.
– Моя дочь Светлая, – напомнил я, уже понимая, что проиграл.
– Почти пятнадцать процентов ведьм – Светлые, – любезно сообщила Эрнеста.
– Она стремительно постареет и станет… станет уродиной, – сказал я тихо.
– Как мы, – кивнула ведьма. – Ей придется жить под личиной, и если ее возлюбленные будут Иными – они будут знать, что целуют не юную деву, а ссохшуюся старуху. Все верно. Такова цена. Но мы, кажется, хотели спасти мир?
Я посмотрел на Надю.
– Папа, ну конечно же, я согласна, – сказала дочь.
У нее было очень спокойное лицо. Мирное, невозмутимое, доброжелательное.
– Надя, это необратимый процесс, – сказал я. – И очень быстрый. Ты состаришься за несколько лет. Ну… за десять-двадцать максимум. Сейчас тебе кажется, что это целая вечность, но это не так. Ты еще поймешь, что десять лет пролетают как мгновение. Я не знаю, конечно, Кеша там или кто-то другой… но все-таки Иным проще и честнее жить с Иными… и только ведьмы живут с обычными людьми, потому что те не знают, кого целуют…
В зале было тихо. Оглушительно тихо.
И дочь смотрела на меня молча, будто давая выговориться.
– Ты даже ребенка не сможешь родить… – сказал я. – Нет, вру, сможешь, но только в самые первые годы, как ведьмой станешь… блин, да какие первые годы, ты сама ребенок…
– Папа, я сразу поняла, зачем нас ведьмы позвали на Конклав, – сказала Надя. Голос у нее был успокаивающий, будто это она – взрослая, а я – перепуганный малыш. – Я позвонила Иннокентию, мы все обсудили. Мы поженимся сразу же, как с Двуединым разберемся. Конечно, родить мне придется быстрее. Может, мы даже двух детей успеем завести. Нет, конечно, мы недостаточно взрослые, в первую очередь психологически, но с мамой мы тоже все обсудили, она сказала, что вы сами будете воспитывать внуков, чтобы мы могли продолжать обучение…
Я стоял, глотая воздух открытым ртом. И видок у меня был, наверное, такой, что ни одна из ведьм не позлорадствовала.
– Все будет хорошо, папочка, – сказала Надя, вставая. Привстав на цыпочки, чмокнула меня в щеку и вышла из-за стола. Встала через стол от Эрнесты. – Я готова. Что надо сделать?
Моя дочь станет ведьмой. Моя дочь, Абсолютная волшебница, умница и красавица, станет скрюченной (или расплывшейся) старой каргой. Причем очень быстро, ей и тридцати лет не исполнится – а она уже будет отвратительной старухой, вечно прячущейся под заклинаниями личины. И ничего не поделаешь, Эрнеста права, и Надя права – речь идет о судьбах всего мира…
– Сестры, готовы ли мы принять Надю Городецкую в наши ряды? – спросила Эрнеста.
Ведьмы ответили одобрительным гулом.
– Согласны ли мы, чтобы Абсолютная волшебница Надя Городецкая стала Бабушкой Бабушек, нашей предводительницей и повелительницей? – продолжала Эрнеста.
– Непорядок! – внезапно произнесла Мэри. Несмотря на нынешний обаятельный облик, голос у нее остался скрипучий, старческий. – Арина была русской, Надя русская. Неправильно дважды подряд из одной местности в главы призывать!
– Из Африки всего раз была Прабабушка! – внезапно встрепенулась темнокожая женщина в глубине зала.
– Можно подумать, что к нам отношение лучше… – раздался другой возмущенный голос.
– Бельгия еще никогда…
– Тихо! – Эрнеста повысила голос. – Нас много, у всех амбиции, обиды и притязания! Но поймите – если сейчас Прабабушкой не станет Надя Городецкая, то ею навсегда останется Арина! До скончания веков! Да еще и весь мир погибнет!
Ведьмы замолчали.
– Арина и так засиделась… – проскрипела Мэри.
– Так что в порядке исключения предлагаю избрать Прабабушкой Абсолютную волшебницу Надю Городецкую! – торжественно сказала Эрнеста. – Поддерживаете!
На этот раз протестов не было. Большая часть женщин что-то одобрительно говорила, часть промолчала, но никто уже не возражал.
Было в этой процедуре что-то удивительно простецкое, дикарское. Вроде выборов атамана у казаков – когда всем предлагалось крикнуть, люб атаман или не люб.
– Надя, протяни руку и положи ее на Росток, – сказала Эрнеста.
Я смотрел на это похабное и безумное зрелище – свою дочь, сжимающую в ладони древний деревянный фаллоимитатор. И молчал.
– Сожми ладонь… – неожиданно неуверенно сказала Эрнеста.
– Может, еще подергать? – мрачно отозвалась Надя, но руку на деревянном дилдо сжала.
Ничего не происходило.
– Вот в старые времена без полумер обходились… – заскрипела было ведьма Мэри, но поймала мой взгляд и замолчала. Зато Надя отдернула от Ростка руку и обтерла о платье.
– Ты ведь его держала? – зачем-то спросила Эрнеста, будто не видела весь процесс своими глазами. – Но тогда…
Она повернулась ко мне.
– Понял, – сказал я. – Вы не можете ничего сделать.
Эрнеста покачала головой:
– Мне жаль, сеньор. Очень жаль. Мы хотели помочь. Мы… мы любим жизнь.
Я посмотрел на зал. На две сотни старух, закутанных в магический грим, спрятанных в обворожительные обличья, притворяющихся красавицами, которыми они некогда были или никогда не были.
Добрые и злые – они действительно любили жизнь. Во всех ее проявлениях. Они совершали чудовищные злодеяния из этой самой любви к жизни. Они творили разврат и непотребства, препарировали младенцев и совокуплялись с животными, травили скот и высасывали материнское молоко, запрыгивали ночами на одиноких путников и заставляли тех скакать по лугам и бегать по дорогам. Они были безумны чуть менее, чем мартовские зайцы. Они были сутью матери-природы, самой Земли – природа тоже безжалостна и беспощадна, похотлива и глумлива, кровожадна и коварна.
Они были ведьмы. Наивные и жестокие, как дети, загнанные в ловушки старушечьих тел. Не бывает мужского аналога ведьм, ведьмак из сказок – это совсем, совсем другое. Чтобы быть ведьмой, надо уметь давать жизнь. Иначе не обретешь потребную легкость в ее отнятии.
– А уж мне-то как жаль, – сказал я. – Вы не переживайте, дамы. Мы что-нибудь придумаем.
Надя вернулась ко мне, я обнял дочь.
– Извини, папа, – прошептала она. – Я глупо выглядела, да?
– Не глупо, но смешно, – ответил я.
– Это ты так заменил слово «мерзко», – сказала Надя. – Я поняла.
Эрнеста позвенела ложечкой о бокал – в тишине звук был тревожен, будто ночной телефонный звонок.
– Можем ли мы еще что-то для вас сделать, сеньор Городецкий? – спросила она. – Мы можем частично снять защиту, чтобы вы смогли открыть портал отсюда…
– Уже гоните? – спросил я. Протянул руку, представил тень от руки на столе… она же должна быть, верно? Тень от хрустальных люстр, и не важно, что я ее не вижу. Она есть. Тень моих пальцев, уходящих в Сумрак…
– Нет, но… – слегка растерянно сказала Эрнеста, глядя на мою руку.
Я пошевелил пальцами, ощутил на их кончиках холод Сумрака.
– Папа, что ты делаешь? – спросила Надя шепотом.
– Если вдруг раздался стук, – сказал я, шевеля пальцами, – не пугайся, это глюк!
– При чем здесь Глюк? – спросила Надя. – Он писал что-то для барабанов?
– Какой же ты ребенок, – сказал я, отбивая пальцами ритм. Три коротких, три длинных, три коротких. Импульсы Силы, лупящие куда-то в пространство, в Сумрак.
– Кто вы такой? – внезапно нахмурилась Эрнеста, глядя за мою спину. – Здесь частное мероприятие…
Ее голос медленно затихал, будто выкручивали громкость на проигрывателе, а глаза расширялись. Видимо, она посмотрела на того, кто стоял за моей спиной.
Я обернулся и кивнул Тигру:
– Извини, что дергаю. Мы не договаривались о сигнале, но я решил, что ты поймешь.
– Ведьмы, – негромко сказал Тигр, обводя старушечье сборище задумчивым взглядом. По мере того как ведьмы приходили в себя (эх, жалко, я не видел, как было обставлено его появление), в ресторане нарастала… ну, не паника. Скорее – напряжение и возбуждение. – Я никогда не любил ведьм.
– Почему? – удивился я.
– Они… – Тигр задумался на миг, будто формулируя словами то, что всегда понимал, но не имел необходимости произносить вслух. – Они дергают. Тормошат. Теребят. Беспокоят.
– Я оценил твою образность и словарный запас, – сказал я. – И что они дергают?
– Сумрак, – просто ответил Тигр. – Обычные Иные – просят. Ведьмы – требуют.
Ознакомительная версия.
