действуя почти как анестезия. — Ты должен уйти…
Криставиан понял, что я имею в виду полный разрыв, и его лицо, исказившись в гримасе боли, смертельно побледнело.
— Нет, Флоранс, — опешил он в шоке, — пожалуйста, не поступай с нами так, — в дрогнувшем голосе прозвучало столько страсти, что она пронзила меня насквозь как кинжал.
Будто решалась его судьба: я разбивала не только свое сердце, но и его. Лишала будущего, которое он рисовал в своих розовых мечтах. И которому, как и моему, не суждено было сбыться.
Желтые глаза разгорелись с такой интенсивностью, какой я ни разу еще не видела. Ожесточились, опасно наполнились злобой. Огонь клубился, пылал внутри, как два портала в ад.
Дыхание стало обрывистым, словно парню не хватало воздуха, а черты заострились. Пальцы, которыми он вцепился в мои поникшие плечи, вибрировали от напряжения.
— Я должна, — решительно произнесла я, не намеренная больше ни минуты терпеть эту пытку.
Я делала это ради себя. Мне станет легче, если я не буду видеть Криса каждую минуту. Со временем боль притупится и исчезнет, таковы люди.
Я делала это ради него. Одержимая это любовь, ложная или истинная, она пройдет, только если Кристав окажется от меня далеко. Когда он осознает, что эмоции полукровки были преувеличенными.
— Но я не обязан с тобой соглашаться! — прорычал оборотень с такой обжигающей, непререкаемой убежденностью, что мое сердце сжалось в крошечный колючий комочек и провалилось в живот.
Он приподнялся передо мной, полностью встав на колени, схватил лицо, не позволяя отвернуться. Пылающие глаза заглядывали в самую душу, пальцы чертили линии вдоль скул, прослеживали завитушки татуировки.
Жар рук подавлял волю и подчинял себя каждый мой робкий протест, а лицо, прекрасное даже в страдании и гневе, оказывалось все ближе, выдавая намерение, к которому я не была готова, но и не могла противиться.
— Прошу, не лишай нас этого… — Сладкое дыхание проникло в мой рот, завоевывая все мое внимание и лишая рассудка. Незаметно, капля за каплей я таяла в магнетическом огне.
Палец парня нежно приподнял мой подбородок, и я ощутила волну пламени из его приоткрытого чувственного рта, дрожащего от едва сдерживаемой силы. И когда наши губы соприкоснулись, я потеряла себя: протяжно выдохнув, закрыла глаза и потянулась навстречу, не способная контролировать взорвавшиеся эмоции.
Мой первый поцелуй был насыщен отчаянием и болью, но стал самым прекрасным мгновением послебольничной жизни. Всепоглощающим, острым, горячим мгновением, — все было именно так, как я хотела и представляла себе в мечтах.
Но хорошее всегда заканчивается слишком быстро…
Как только мои пальцы запутались в серебристых волосах, а язык вкусил пряную сладость языка, мучительно требуя взаимности, Криставиан отстранился.
Еще секунду длилось действие нашего чертовски мощного притяжения, заставившего меня забыться и взлететь в небеса… И затем я очнулась.
Глаза Криса все еще были яростными, источая опасность обезумевшего зверя. Форма лица уже менялась, превращая человеческое в чудовищное, но процесс тут же замедлился, когда парень изо всех сил зажмурился, задыхаясь как спортсмен после спринтерской пробежки.
Пальцы сжимали мои плечи слишком сильно, браслеты натянулись на увеличившихся запястьях и вот-вот готовы были порваться. Кожа огрубела, под ней наливалась мощь, которую и так непросто было сдержать, а сейчас и вовсе, должно быть, казалось невозможным.
Вот оно — то, что стояло между нами непреодолимой преградой. Не только мое кресло, но и сущность полукровки, которую необходимо постоянно давить жестким контролем.
О каких отношениях может идти речь, если я не могу быть полноценным партнером, а он не может прикоснуться ко мне, не превратившись в монстра?
Я не верила, что Кристав даже случайно причинит мне вред. Но и настоящей близости между нами быть не могло. А это значило, что если мы останемся вместе, то будем лишь мучить друг друга.
Я должна была отпустить его.
Прогнать, потому что сам он этого сделать не хочет.
И как только я осознала, что будущее зависит от меня, от силы моей, а не его, воли, я горько и надрывно разрыдалась…
Лицо Криставиана, уже пришедшее в норму, побледнело еще сильнее.
— Я сделал что-то не так? — бормотал он, вытирая мои слезы и попутно изучая цельность костей. — Тебе больно?..
Как же он не понимал, что само его существование — уже причина моей боли, и не важно, будет он рядом или уйдет, я уже сломлена. Не им, а искалечившим меня двуногим чудовищем.
Даже не доведя дело до конца — оставив меня в живых, — Белтран добился цели. Кристав будет свободен.
— Да! — заявила я, стараясь не думать о том, какую муку на лице парня вызвала моя жестокость. — Уходи! — Нужно было покончить с этим сейчас, пока я еще способна справиться.
— Прошу, не надо… — хриплый голос наполнился настоящей агонией и разорвал мне сердце на клочки, но я уже приняла решение. — Ты не можешь прогнать меня…
— Я больше не могу находиться рядом с тобой, — покачала я головой, вцепляясь пальцами в колеса, чтобы не развалиться на части. — Прости, но это очень больно. Ты должен уйти. Не просто на улицу, а уехать из города. И никогда не возвращаться…
— Я обещал, что никогда тебя не оставлю… — выдавил он измученным и хрупким как потрескавшееся стекло голосом.
— Можешь забрать эти слова назад, — великодушно позволила я.
— А если я не хочу?.. — прохрипел он так, словно жизнь его покидает. — Мне безразлично, что ты инвалид. Ты все еще можешь стать счастливой, если позволишь мне сделать тебя такой…
— Ты говоришь, как Халле, — поморщилась я, заставив Криставиана вздрогнуть. — И я отвечу тебе, как и ему: я не собираюсь отнимать у тебя будущее. Это мой выбор. Тебе придется принять его.
— Я не смогу, — еле слышно ответил он, не двигаясь с места.
— Тогда я сама это сделаю, — пробормотала я и оставила его одного, громко хлопнув дверью.
— Что ты сделала?! — Шарлетт вытаращила глаза, когда в ответ на ее вопрос, почему Криставиана долго не видно, я сказала, что мы расстались.
— Я решила, что так будет лучше.
Шарлетт недоверчиво качнула головой; я не поняла ее реакции.
— Я думала, у вас все хорошо?.. — удивилась мама, внимательно изучая меня недоверчивыми глазами. — Как только Морель объявился на пороге, да еще покаявшийся и такой убедительный, я поняла — за уши вас друг от друга теперь не оттащить. Не могу поверить, что теперь, когда он, наконец, всерьез и надолго вернулся, ты сама отказалась от него?!
— Не важно, испытываем ли мы что-то друг к другу, — проворчала, — я остаюсь
