одежде своих дочерей и угрозах в их адрес. Тильде пришлось дать подробные показания обо всех действиях, совершенных ею после того, как ее отпустили с урока физкультуры. Она ужасно волновалась, но делала вид, что потрясена случившимся: «Кто мог сделать такое? Какой кошмар! А если это сумасшедший? И он учится в нашем классе? Страшно подумать, на что еще способен этот человек!» – восклицала она, не ожидая от себя такого актерского таланта. Но можно было и не надрываться уж слишком, – главной подозреваемой в акте вандализма посчитали Риту. И хотя прямых доказательств против нее не было, но косвенных хватало: пострадавшие одноклассницы в красках изложили полицейским историю с подрезанными шнурками и заявили, что, скорее всего, Рита отомстила им за распространение слухов о ее проделках. Именно так и должно было случиться по плану Тильды. В одночасье Рита из лучшей ученицы школы превратилась в изгоя. Учителя, прежде распевавшие о ней дифирамбы, перестали ее замечать, одноклассники начали сторониться, девчонки шептались за ее спиной, бросая косые взгляды, мальчишки дразнили, изображая ножницы постукиванием друг о друга среднего и указательного пальцев. Все это привело к тому, что у Риты случился жуткий нервный срыв прямо на уроке. Используя содержимое своего школьного рюкзака в качестве снарядов, она атаковала своих одноклассников, расшвыряв в них весь запас тетрадей и учебников, а когда тот иссяк, выбежала из кабинета и с тех пор больше не появлялась в школе. Одноклассницы, от которых Тильда узнала о шнурках, теперь вещали о том, что Рита наблюдается у психиатра, и ее перевели на домашнее обучение.
Вместо радости Тильда испытала жалость к поверженной сопернице. У нее возникло чувство, что она перегнула палку, и у Риты вся жизнь может пойти наперекосяк. Со временем Тильду начал мучить жгучий стыд. Она пыталась защититься от него, внушая себе, что Рита получила по заслугам, ведь еще с первого класса напрашивалась, но жар стыда проникал сквозь защиту, нещадно опаляя разум и сердце. Тогда Тильда запретила себе думать об этом, и у нее неплохо получалось… до этого сна. Сон-воспоминание вырвался из-под контроля разума, навалился каменной тяжестью сожаления, окутал огненным жаром стыда, и ничего нельзя было с ним поделать. Пришлось терпеть до тех пор, пока он не закончится.
А следом за ним начался другой сон. Он унес Тильду на два года назад, в очередной кошмар из стыда и угрызений совести, благополучно погребенный в глубинах памяти и неожиданно всплывший в этом странном сне. Тогда Тильда успокоила себя тем, что не сделала ничего плохого, хотя именно «не сделала» и было ее ужасным поступком. Умоляющий голос пожилой соседки зазвучал так, будто Тильда услышала его только вчера: «Деточка, посиди со мной, пока врач не придет». «А когда он придет?» – спросила Тильда, останавливаясь на лестничной площадке перед тем, как зайти домой. Она только что вернулась из школы, и ей меньше всего хотелось тратить время на больную одинокую старушку, выглядывавшую из дверей соседней квартиры. «Я не знаю, они говорят, до вечера надо ждать. Побудь со мной, а то нехорошо мне что-то». Сделав над собой усилие, Тильда кивнула и, перешагнув соседский порог, проводила хозяйку до постели. Устроившись на скрипучем стуле напротив, она долго слушала ее невнятную болтовню о любимой кошке, которой уже давно не было в живых, о высоких ценах на продукты, о равнодушных врачах и плохой медицине. Тильду хватило на десять минут. Соврав, что у нее срочные дела, она сбежала от соседки, оставив ее дожидаться врача в одиночестве, а вечером узнала, что та умерла. Тильда никому не рассказывала о том, что старушка просила ее побыть рядом до приезда врача. Наверняка больная женщина предчувствовала свою скорую смерть. Тильда оправдывала себя тем, что не подозревала, насколько серьезные у соседки проблемы со здоровьем, ведь та сама встала с постели и дошла до двери. Тем более, Тильда вряд ли смогла бы помочь ей чем-то, – так она объясняла свое бегство, прекрасно понимая, что соседка просто боялась находиться одна. Останься Тильда рядом, ничего бы не изменилось, кроме… ее совести, превратившейся после этого случая в нечто вроде пыточного инструмента, терзавшего ее день за днем. До тех пор, пока Тильда не запретила себе думать об этом.
Прожив это воспоминание в точности так, как было в реальности, Тильда окунулась в очередную неприятность, произошедшую с ней еще одним годом ранее. Ей было четырнадцать, когда она перевела все деньги с маминой карты на счет приюта для бездомных животных, увидев по телевизору передачу о брошенных людьми питомцах. Мама звонила в банк и собачий приют, ругалась и плакала, грозила обратиться в полицию, называла сотрудников банка и приюта мошенниками, но вернуть деньги так и не смогла. И не узнала о том, что виновница пропажи – ее собственная дочь, к тому времени научившаяся делать безналичные переводы. И снова – жар стыда, такой же настоящий в этом сне, как и наяву.
Сон утянул ее в далекое прошлое, заставив заново прожить все поступки, о которых она когда-то пожалела. А самый первый из тех, что удалось вспомнить, случился в бассейне. Пятилетняя Тильда не дольше секунды разглядывала разноцветный резиновый мячик, подкатившийся к ее ногам, а потом толкнула ногой, и тот спрятался под шезлонгом. Она прикрыла его полотенцем.
Компания детей в бассейне аквапарка так и не нашла пропавший мячик: втайне от мамы Тильда завернула его в полотенце, предварительно выпустив воздух, и вскоре мячик оказался у нее дома. Но она не смогла играть с ним. Ей даже видеть его было противно. И сама себе она стала противна так, что у нее даже аппетит пропал. В конце концов, Тильда рассказала маме об этом и попросила ее отнести мячик в тот аквапарк. Мама пришла в ужас и заявила, что позориться и краснеть за дочь не собирается. «Хочешь, я отведу тебя, но будешь сама объяснять, почему ты решила его вернуть. Его положат в корзину забытых вещей, и, возможно, владелец найдет его там, когда снова придет поплавать».
Возвращение мячика стало для Тильды страшным испытанием. Она вынесла это, хотя и чуть не сгорела от стыда, пока рассказывала о том, как украла чужую вещь. Администратор, милая улыбчивая девушка, похвалила ее за честность, а Тильда разревелась. Еще вчера она вряд ли вспомнила бы эти подробности, даже если бы захотела. Сегодня остров ткнул ее в них носом, как нашкодившего котенка.
«Это остров, это все из-за него», – догадалась Тильда и проснулась.
Два солнца сияли над ней: одно настоящее, жаркое, другое – вышитое, алеющее на белом полотне выгнутых
