десяти до десяти.
– Офигеть, – откликнулась Джини. Взяла чашку, выпила залпом горький эспрессо с привкусом виски. И повторила, потому что больше сказать было нечего: – Вообще офигеть.
– Да, пока не очень удобно, – согласилась Тома. – Но это временные проблемы. Уладим. Надеюсь, скоро станет можно там в любое время гулять.
– Скоро? – переспросила Джини.
Тома нахмурилась.
– На самом деле, я точно не знаю, – призналась она. – Увидим! Но я надеюсь, что скоро. Максимум, через пару лет. А можно я посмотрю рисунки? Это же ваши? Вы из-за них засиделись в кофейне?
– Рисунки? – удивилась Джини. – Какие? – но тут наконец опомнилась: – Ой, конечно! Смотрите, да.
Тома взяла рисунки, какое-то время молча их перебирала, смотрела так внимательно и задумчиво, словно это были не картинки, а сложный для восприятия текст. Наконец сказала серьёзным, почти драматическим голосом:
– Это нам всем повезло.
– С чем повезло? – удивилась Джини.
– Не с «чем», а с кем, – улыбнулась Тома. – С вами, конечно. Людка мне говорила… то есть, тьфу ты, Юджин мне говорил, что вы хороший художник. Я ему верю, а всё равно удивилась. Нет, не я сама по себе удивилась, а вы удивили меня. Вы мне один рисунок подарите? Вот этот? – она взмахнула картинкой, на которой был вид из окна кофейни – прохожие с открытыми лицами, нарядная старушка-цветочница с вёдрами, усыпанный кленовой листвой проспект.
– Конечно берите, – кивнула Джини.
– Спасибо. Это драгоценный подарок, – торжественно, словно стояла на сцене, сказала Тома. Села рядом с Джини, снова её обняла и шепнула на ухо так ласково, как даже у мамы не получалось:
– А теперь выметайтесь!
Джини ушам своим не поверила.
– Что?!
– Выметайтесь! – смеясь, повторила Тома. – Я так устала, что это кафе может исчезнуть в любой момент. Не уверена, что вам понравится исчезать. С непривычки удовольствие так себе.
Почти силком подняла обалдевшую Джини, вручила ей рисунки и пакет с покупками, проводила к выходу, распахнула дверь. Сказала:
– Не серчайте. Лучше завтра на обед приходите. Или на ужин. Как получится. Завтра до самого вечера точно ничего не исчезнет. И я специально вашу порцию спрячу, чтобы никто не съел.
Зима, весна, снова зима
На следующий день на обед у Томы был куриный суп, горячие капустные пироги и такая толпа народу, что Джини с тарелкой сидела на подоконнике. И не она одна. На другом окне примостились соседка Рута и её то ли дочка, то ли сестра. Музыкальный автомат играл хиты восьмидесятых, все смутно знакомые, но не опознаваемые, что как называется, кто что поёт и играет, не вспомнить, не различить. Для создания атмосферы отлично, но слишком громко для разговоров. Да и Тома была занята, только улыбалась приветливо и предлагала добавки. Денег не взяла, сказала, за рисунок полагается как минимум десяток обедов, и Джини так легко согласилась, словно они уже много лет дружили и по очереди подкармливали друг дружку в трудные времена.
Потом кафе несколько дней оставалось закрытым. Ладно, по крайней мере не исчезло бесследно, хоть по этому поводу можно с ума не сходить.
Салфетка с нарисованным Томой маршрутом куда-то запропастилась, но Джини конечно всё равно пыталась найти удивительный магазин, или хотя бы кофейню, где рисовала, с ней вообще не должно быть сложностей, она на проспекте, рядом с выходом из двора.
Однако сложности были. В якобы проходном дворе Джини всякий раз натыкалась на запертые ворота, на проспекте Гедиминаса все кофейни по-прежнему торговали только навынос, а между домами, которые Джини запомнила, не было никаких проходов и переулков, хоть застрелись.
Но стреляться совсем не хотелось. Тут, конечно, чертовщина творится, всё как в тумане, ничего не понятно, – думала Джини, – но какая же стала прекрасная жизнь!
Строго говоря, жизнь не то чтобы изменилась, вокруг царил всё тот же смурной карантин, рождественские украшения на фоне агитационных плакатов, призывающих население ответственно праздновать взаперти, выглядели издевательством, улицы были покрыты толстой коркой льда, который не убирали и даже не посыпали песком, мокрый снег сменялся обычным, а тот – замерзающим на лету дождём, редкие прохожие в респираторах казались не то чокнутыми хирургами, не то малахольными инопланетянами, вежливо прикрывшими тот лавкрафтовский ужас, который у них вместо ртов, но настроение у Джини все эти дни оставалось таким, словно попала на праздник. Она, собственно, и попала, просто праздник был тайный, невидимый, неочевидный. Он бушевал внутри.
На четвёртый день у Джини закончились припасы из чудесного магазина, и она позвонила Томе. Сперва по телефону, потом спустилась в шестую квартиру, но ей никто не ответил и не открыл. Это было досадно, однако настроение всё равно не испортилось. Похоже, – думала Джини, – я просто разучилась грустить. Забыла, с чего этот процесс начинается, и что надо делать потом. Буду теперь на всё улыбаться как дура: ля-ля-ля, мне всё нравится! Шикарно я чокнулась, в удачную сторону, повезло.
Вышла из подъезда проверить – может кафе открылось? – и в первый момент зажмурилась: по-весеннему яркое солнце стояло в зените и светило прямо в глаза. И тепло было совсем по-весеннему, когда выйдя из дома, первым делом снимаешь шапку и расстёгиваешься, хотя формально всего два-три градуса выше нуля.
– Добар дан [37], бля! – весело крикнул ей кто-то; ну, то есть, понятно же, кто.
Проморгавшись и привыкнув к яркому свету, Джини увидела сидевших за столом Диоскуров. Оба были в условно спортивных костюмах, явно воспитанных стаей пижам, модный сейчас стиль лаунж, в таких не корячиться по качалкам, а на коврах расслабленно возлежать. Юджин в своём был похож на плюшевого лешего, зато высоченный загорелый Михаил натурально просился на обложку какого-нибудь журнала про красивую жизнь.
– Вы извините, – сразу сказал Михаил, – что не пришли посмотреть картины. Я каждый вечер хочу, но знаете, если честно, стесняюсь без приглашения. Боюсь показаться назойливым. Юджин надо мной смеётся, но сам почему-то тоже вам не звонит.
– Вот это вы зря, – ответила Джини. – Я между прочим специально вино купила. В Томином магазине, который, зараза такая, снова исчез.
– Вы её извините, – вздохнул Михаил. – Тома не нарочно вас дразнит. У неё, понимаете, вдохновение. Но не всегда. То оно есть, то его снова нету, тогда ничего не поделаешь, надо ждать. Посидите с нами, пока погода хорошая? У нас есть чай. Зелёный; строго говоря, даже белый – по технологии производства. Шоу Мэй, Брови Старца – так называется. Если хотите, я вам налью.
– А давайте, – согласилась Джини, усаживаясь за стол рядом с ними. – Погода и правда отличная. Натурально весна!
– Так весна и есть, – подтвердил Юджин. И,
