Сквозь потолок я пройти не сумею, значит, остаётся та самая стена. Возле которой, к слову, стоит кровать... Но тут уж деваться некуда. Я чиркнул спичкой, перегнулся через Кристину и, положив руку на стену, быстро прочитал заклинание. Кристина во сне заворчала, видимо, учуяв запах горящей спички.
Рука провалилась сквозь стену. Я был к этому готов и прыгнул точно в это мгновение. Миг — и покатился по лестничной площадке.
Выдохнул, глядя в потолок. Уф-ф. Осталась ерунда — вернуться к себе на этаж. Теперь максимум, чем я рискую — получить устный нагоняй за то, что вышел из комнаты в неурочное время.
А вышел, кстати, удачно. Много интересного узнал. Например, какого цвета нижнее бельё предпочитают чёрные магессы. Ну, то есть, одна конкретная магесса...
* * *
«Пудреницу» я спрятал во внутреннем кармане кителя, более надёжного тайника придумать не смог. Пусть постоянно будет при мне. Встречусь с дедом — отдам ему, надеюсь, разберётся, что за чертовщина такая. А у меня пока хватало других дел. Расписание занятий в Академии было составлено так, чтобы у курсантов, боже упаси, не оставалось ни одной свободной минуты.
Поднимали нас в семь утра, после обязательной зарядки и завтрака начинались «классы». Потом — двухчасовой обеденный перерыв и прогулка, после перерыва — снова классы. После классов — опять обязательная прогулка, выполнение домашних заданий и так называемое вечернее занятие — спортивное или танцы. В десять часов — отбой.
Я напрасно опасался кровавых столкновений между белыми и чёрными магами. Академическое начальство не зря ело свой хлеб. Времени и сил на неуставные выяснения отношений у нас попросту не оставалось.
В обеденный перерыв, перед прогулкой, я забежал в жилой корпус, чтобы накинуть шинель — дни становились всё холоднее.
— Господин Барятинский! — окликнул меня наставник.
Я обернулся. Увидел, что в руке он держит конверт.
— Корреспонденция на ваше имя, — важно пояснил наставник. — Извольте расписаться в получении, — и протянул мне толстый журнал в клеенчатой обложке.
Я расписался.
Протянутый конверт взял недоуменно — понятия не имел, кому может прийти в голову писать мне письма. С дедом мы встречались, как условились. В эти же дни, бывая дома, я навещал и Клавдию. А больше мне, вроде, не с кем переписываться...
Я осмотрел конверт. Розовый, из уголка игриво подмигивает толстощёкий купидон. Надписан разборчивым, но каким-то неуверенным почерком — так, будто автору письма нечасто доводится держать в руках письменные принадлежности.
Въ Импѣраторскую акадѣмiю
Его сiятѣльству князю Константину Алѣксандровичу Барятинскому
В собствѣнные руки.
Обратный адрес указан не был.
Что за чёрт? Я надорвал конверт. Оттуда выпал листок такой же розовой бумаги. И, прочитав первые строки, я поспешил в свою комнату — подальше от любопытных глаз наставника.
Добраго дня, Ваше сiятѣльство, любѣзный Константинъ Алѣксандрович!
Искрѣннѣ надѣюсь, что Вы находитѣсь въ добромъ здравiи.
Нѣ имѣю иной возможности связаться съ Вами, но имѣю мнагое Вамъ сообщить. По тому дѣлу, об которомъ Вы мнѣ давали указанiя.
Буду ждать васъ въ полночь у оградъ Акадѣмiи, съ той сторонъ, что глядитъ на Знамѣнскую цѣрковь.
Видомъ письма не смущайтѣсь. Сiя есть защитныя мѣра, дабъ ваши уважаемые надзиратѣли думали, что письмо от барышнi, по амурнымъ дѣлам.
Искрѣннѣ Ваш
ФѢдот Комаровъ
Листок пах сладкими, тяжёлыми духами.
— Ну, Федот... Конспиратор хренов, — опуская руку с письмом на колени, пробормотал я.
Хотя, справедливости ради — Федот всё сделал правильно. Предусмотрительно принял меры к тому, чтобы меня не подставить.
Розовое письмецо с купидоном на конверте — в мои шестнадцать лет штука понятная и ожидаемая. Многие мои однокашники получают такого рода «корреспонденцию». А вот если бы Федот указал свой обратный адрес и имя — у наставника однозначно возник бы вопрос, какие такие общие интересы могут связывать юного аристократа Барятинского с одним из самых ярких представителей петербургского дна.
В полночь, значит... Ладно. Теперь я учёный, для того, чтобы выбраться из корпуса, обойдусь без магии. Ни наставника, ни дежурного преподавателя не потревожу.
Без четверти двенадцать я скрутил из покрывала «куклу». Уложил её в кровать и заботливо укрыл одеялом. Теперь, если наставник заглянет в окошко моей комнаты, он ничего не заподозрит — курсант спокойно спит.
Я осторожно приоткрыл дверь, выглянул в коридор. Наставник мерил его неторопливыми шагами. Я в очередной раз подумал о том, что мне исключительно повезло с комнатой. Она располагалась рядом с выходом на чёрную лестницу. Наставник, как я и рассчитывал, дошёл примерно до середины коридора. Шагал он от меня — то есть, смотрел в противоположную сторону.
Отлично. Успею.
Я тихонько выскользнул за дверь. Чёрной лестницей пользовались нередко — по ней ходили «дядьки», обслуживающие нас, чистящие одежду, обувь, меняющие постельное белье и полотенца. Да и курсантам иной раз проще было спуститься здесь, чем идти в другую сторону, к парадной лестнице. Дверь, ведущая на площадку, открылась без единого звука. Свет на лестнице не горел, но мне он и не требовался.
Я быстро спустился с четвёртого этажа. Обошёл корпус. Знаменскую церковь отсюда видно не было, но я знал, где она находится.
Здание академии выходило в собственный сад. По сравнению с Царским селом — крошечный, но курсанты его любили. Здесь стояли скамейки, в тёплое время года бил небольшой фонтан, весной цвели яблони и вишни.
Фонтан выключили еще в начале осени из-за холодов. Полли восторженно рассказывала, что с первыми морозами в саду зальют каток, и можно будет кататься на коньках. Я, по её словам, умел это делать не хуже, чем танцевать... Н-да. Ладно, проблемы будем решать по мере их поступления. При том, что происходит сейчас вокруг меня, основная моя задача — до этих морозов вообще дожить.
Я быстро прошёл через сад.
Ограда. Знаменская церковь — вон она... Словно в подтверждение, на колокольне глухо, коротко ударил колокол. Полночь.
— Ваше сиятельство?
Если бы я не приглядывался специально, Федота бы не заметил. Он стоял за оградой, в тени почти облетевших деревьев. С ударом колокола тень будто отделилась от ограды.
— Здравствуй, Федот. — Я протянул через решётку руку. — Чем порадуешь?
— Да не сказать, чтобы вести-то радостные, Константин Александрович, — вздохнул он.
— Не тяни, — попросил я. — Времени мало. Ну?
— В общем, по тому делу, об котором вы просили разузнать, — заторопился Федот. — Насчёт
