заключавшейся в том, чтобы портить детские души, превращать детишек в маленьких чудовищ, из которых должны были вырасти настоящие монстры в человеческом обличье. Взявшись за это дело, Виктор поначалу не испытывал угрызений совести, хотя и особого удовольствия, как некоторые его соратники из тайного общества, не получал. Общество, по слухам, возникло чуть ли не полтора века назад, Божена Блаватская основала его по примеру своей родственницы-теософа с той разницей, что родственница своим учением вела людей к просветлению, а Божена заигрывала с тьмой, получая от нее бессмертие и силу – не задаром, конечно. Всем, вступившим в общество, полагалось трудиться ради наступления эры вечной ночи, не в буквальном смысле, само собой, – гасить солнце Божена не собиралась, она мечтала ввергнуть человечество в духовный мрак и не оставить ни единой светлой души в целом мире, чтобы все люди утратили способность мечтать, творить и любить, а испытывали вместо этого лишь низменные чувства, такие как страх, тоску, гнев, злость, и стремились к одним только животным удовольствиям. Деятельность общества была платой за мистические дары, получаемые от некоего демонического существа, с которым Божена сотрудничала лично, не объясняя, что оно из себя представляет, имеет ли тело, или же является бесплотным призраком. Упоминая о нем в разговоре, Блаватская неизменно называла его «тот, кто все контролирует». Даже странно, что она не придумала для него какого-нибудь прозвища на латыни, – латынь была ее страстью. Например, для своих соратников она изобрела дурацкое словечко «этернокты» – производное от названия самого общества «Aeterna nocte», что означало «вечная ночь». Прозвище долго бесило Виктора: по его мнению, оно звучало, как экзотическое нецензурное ругательство, но постепенно он привык. Ко многому пришлось привыкнуть за годы, проведенные в шайке злодеев, куда его завербовали обманом, пообещав помощь в исполнении мечты, – Виктор грезил о собственном театре. В итоге получилось открыть только скромную арт-студию, где устраивали детские игровые спектакли. Мечта завяла, как розовый куст на прокисшей почве, – казалось, мозги превратились в нечто вязкое, и не только мечта, но и все прочие светлые мысли сгнили там в одночасье. Липкий, как жидкое тесто, туман то и дело наполнял голову и перемалывал его разум, вызывая чуждые прежде желания. В глубине души Виктор ничего такого не хотел, но вскоре глубина исчезла, словно ее затянуло толстым слоем ила. Постепенно он поверил, что также, как и ББ, жаждет наступления эры вечной ночи и, хотя не отдавал себе отчета в том, зачем это надо именно ему, но делал свое дело на совесть.
После каждого спектакля, включавшего в себя какую-нибудь подвижную игру-состязание, Виктор Зарубин собственноручно вручал победителям пластмассовые медали на атласных ленточках и мягкие игрушки с секретом: счастливые дети не подозревали о том, что внутри плюшевых мишек и заек затаились крошечные живые существа, похожие на лысых обезьянок с огромными зубастыми ртами и оттопыренными ушами. Это были зулусские тиколоше – злые духи из мира мертвых, способные обретать плоть в мире живых. Они насылали на детей кошмары или пугали их, вызывая сонный паралич и лишая возможности убежать или закричать, толкали их на дурные поступки, доводили до истерики. Родители, само собой, не видели этих существ, так же, как и все остальные люди. Тиколоше могли становиться невидимыми и показывались на глаза лишь своему маленькому хозяину. Некоторые дети привыкали к тиколоше и, пользуясь их силой, начинали вытворять разные пакости, но чаще их неокрепший организм не выдерживал постоянного стресса. После гибели ребенка тиколоше, повинуясь наложенному на них колдовскому заклятью, возвращались назад к Зарубину вместе с приличной порцией недожитка. От детей его всегда оставалось много, но большую часть забирала Божена, в качестве членского взноса и платы за новых особей, запас которых пополняла на ярмарке в Лихоморье. Каждый год, в равноденствие, туда съезжались купцы со всего мира, находившегося за Барьером – так Блаватская называла грань, разделявшую обычный и мистический миры. Пересекала она эту грань с помощью особого устройства, которое хранилось в старом чемодане. Божена берегла его, как зеницу ока, уверенная, что аналогов подобного аппарата больше не существует, как и человека, способного его воссоздать.
Сегодня Виктор Зарубин собирался разбить этот аппарат в пух и прах, стереть в порошок, растоптать в лепешку – чтобы хоть как-то исправить то, что натворил.
Вначале, сразу после бегства, он планировал отсидеться в подвале и дождаться, когда ББ уедет из города: она никогда не останавливалась в одном месте надолго. Потом можно было бы осторожно перебраться в какую-нибудь глубинку, – Виктор надеялся, что его не будут искать вечно, хотя и понимал, что трястись от страха придется всю дальнейшую жизнь, а ее, благодаря принятому объему недожитка, оставалось еще лет на десять. У тех, кто подсаживался на это вещество, собственное время, отпущенное судьбой, обнулялось, а недожиток сгорал быстрее, чем у обычных людей – его законных обладателей. Заимствующим чужое время приходилось принимать недожиток в больших количествах, зато и жить можно было хоть вечно. Теперь Виктор лишился возможности его добывать, но, если б и мог, то не стал бы. Он всегда считал, что это дрянное дело, но гнал эти мысли прочь, однако в одиночестве и полумраке те окрепли, а потом угрызения совести проникли в душу и расползлись там, как моль в старом шкафу.
С каждым днем, с каждым часом, проведенным в пустом темном подвале, Виктор Зарубин все острее ощущал омерзение к самому себе, и в конце концов терпеть это стало невозможно. Пора было положить конец своим мучениям, а заодно и злодеяниям этерноктов.
Он все спланировал: выбрал самое подходящее время для визита в логово дъяволицы и придумал, как дезориентировать ее сходу. Наслышанный о ненависти Божены к дневному свету, и в особенности, к утреннему, он решил, что заявится к ней на заре, когда та, скорее всего, будет еще спать, и первым делом разобьет все окна, а затем скрутит ее и заставит сказать, где чемодан. Но, возможно, рукоприкладства и не потребуется, если чемодан окажется на видном месте. Лишившись «портала», ББ (так Виктор называл про себя Божену Блаватскую) не сможет больше пополнять запасы средств, необходимых для деятельности общества, те вскоре закончатся, и это перекроет источник недожитка, а значит, бандиты-этернокты вместе со своей атаманшей передохнут через несколько лет, – все до единого!
Накинув на голову капюшон, Виктор подхватил увесистый лом, который нашелся в погребе, – не руками же окна выбивать, учитывая, что вместо стекол в них были вставлены щиты с керамической мозаикой, – и тенью заскользил вдоль стены к выходу. Замо́к на подвальной двери отомкнулся беззвучно, – Виктор заранее отрегулировал его, чтобы
