рецепты.
Прости меня, олений череп, мне пришлось выломать тебе пару зубов, чтобы вытащить зажатый между ними крохотный пузырек. «Anti-zombie serum»
– Скииин! Я все убрала, помочь тебе на кухне?
*
Было вкусно. Внезапно. Похоже на кроличье мясо.
Люди вокруг тоже были довольны. Еще недавно вопившие о неэтичности поедания пищи на основе человеческой «матрицы», сейчас они с радостью за обе щеки уписывают ее. Правда, Скин на вопрос о доноре ответил что-то о последней, случайно выжившей лабораторной мыши, но исключительно здоровой, жирной и наваристой.
– А знаете, кто обнаружил эту мышь, принес мне и тем самым обеспечил нас всех едой? Кого надо благодарить? Риму! – торжественно провозгласил Скин, отсалютовав мне тарелкой. По его коже пробежала еле заметная рябь. Не заметил?
Мне вяло поулюлюкали, махнули кулаками, дескать, вперед, боец, и воцарилось сосредоточенное жевание.
– Ну что ж, после вкусного обеда, по закону Архимеда, полагается поспать, – зевнул суровый рыжебородый лесоруб. Раздалось согласное сонное гудение.
– Подождите, всем спать нельзя! – всполошился Скин. – Башня защищена, но все может внезапно пойти не так, нужны бодрствующие и бдящие, эй, просыпайтесь! Вы что, издеваетесь?
Он перебегал от одного жителя к другому, тормошил их, поливал водой, насильно пытался открыть глаза – бесполезно. Живые остатки города все, как один, крепко спали.
– Да что же это, – в растерянности повернулся ко мне ученый. И только тут заметил уже очевидное волнение кожи. рябь превратилась в бурлящий и пузырящийся шторм.
Он медленно осел на пол. Взглянул мне в глаза.
– Реакция отравления… Ты нашла… Сыворотку?
Я кивнула.
– Меня… моим же изобретением, – он из последних сил изобразил некое подобие улыбки. – Не разочаровала… Ученик… превзошел… учителя…
Кожа Скина подернулась мутной белой пленкой. Я дотронулась до нее – вязкое вещество отвердело. Навсегда.
Знаете, кто вас обеспечил отличным мертвым сном? Кого надо благодарить? Риму!
***
Чувство вины и жажда мести – одни из самых главных двигателей человеческой деградации.
Когда я сжигала глоссиную кладку, мною двигали эгоизм и обида. Я осознанно лишила пострадавших от укуса зомби людей надежды на излечение. Это была очистка мира от паразитов.
Но потом, после далеко не символического акта сожжения надежды, ноги сами понесли меня домой. Многие выжили, может быть, и их часы смогли сохраниться. Мне хотелось еще раз дотронуться до них, это успокаивало.
И, да, несколько экземпляров все-таки спаслись и продолжали спокойно делать свою работу, отмеряя секунды. Мне стало любопытно, как изменились ритмы людей после всего произошедшего, но еще больше почему-то волновали их дальнейшие колебания.
Я наугад взяла один из сохранившихся атрибутов времени, отодвинула заднюю крышку, повернула маленькую, незаметную несведущим, шестеренку, переводя прибор в «режим будущего», и тут же с криком выронила его. Меня буквально обожгло неистовым пламенем отчаяния и страха, которое внезапно обрывалось на тонкой, жутко звенящей ноте. То же самое с другим ритмом, и с третьим, и с шестым. Всех их обладателей ждала мучительная гибель в ближайшее время. Страшная настолько, что даже я при всей своей непереносимости людей никому бы такого не пожелала.
И я решила спасти их всех. По-своему.
И вот передо мной – комната, полная навеки уснувших. Не самый плохой конец, по-моему. Тем более, что одна – моя – доза Скинового зелья зажата в кулаке. Вина отчасти искуплена, месть свершилась. Пора останавливать и собственный ритм.
Сзади раздался стук и деликатное покашливание. Алистер.
Вы когда-нибудь видели плачущего зомби?
– Не знаю, проклинать тебя или благодарить, – сказал он, безумно улыбаясь сквозь слезы. – Одним и тем же поступком ты погубила город и спасла мою дочь. – Девочка-зомби осторожно выглянула из-за его спины. У нее на руках копошился какой-то крупный сверток.
– В силу своего возраста Мика чрезвычайно любопытна и непослушна. Ей стало интересно погулять возле озера, и она побежала к нему, мы с Норан не успели ее остановить. Когда я прибежал туда, то ожидал увидеть рой глоссов, сладострастно впивающихся в кожу Мики, но обнаружил только спаленную кладку их яиц.
Мне известно, кого Скин послал за ними. Я не рассказал ему, не бойся, так что по крайней мере об одном предательстве с твоей стороны он не знал, считай это моей благодарностью. Но видеть тебя я не могу.
Он помолчал, задумчиво рассматривал мною устроенное кладбище внутри башни. Мика ковыряла носком рваного кеда землю, из ее свертка раздалось кряхтение, и Алистер будто очнулся.
– Знаешь, ты ведь сейчас на ближайшие пару километров – единственное живое существо из плоти и крови. А маленьким зомби, как ты знаешь, нужно свежее мясо.
Резким движением он повалил меня на землю.
– Твой поступок противен мне, – пропыхтел Алистер, всем весом наваливаясь на меня и не давая пошевелиться. – Временная ткань почти поглотила тебя, Рима, ты стала слишком опасной даже для самой себя.
Из свертка на руках Мики вылезло нечто среднее между пауком с оторванными четырьмя лапами и зубастой гусеницей, и быстро поползло ко мне. Отец семейства удерживал добычу, а Мика и это маленькое создание принялись за еду. Последнее, что я запомнила перед смертью, это как зомбята вытягивают и разрывают мои кишки длинными лапками, и весело скалятся.
*
Руки – стрелочный механизм, сердце – двигатель, мысли – движение зубчатых колес.
Я стала часами нового мира. Мира, в котором не осталось людей, теперь бал правят разумные зомби, зомби-философы, как их называл Скин. Наконец-то природа вздохнет спокойно.
Может быть, все повторится: механизм истории – это, по сути своей, тоже часовой механизм, он зациклен, и ему плевать на тех, кто крутится на его кругах – люди, зомби, да хоть говорящие папоротники. И, вполне вероятно, когда-нибудь зомби постигнет судьба любой развивающейся цивилизации – их численность возрастет, возникнут корпорации, разовьется культ материального блага, начнутся войны, расслоение общества и бездумное уничтожение всего вокруг.
Но я надеюсь, что нет.
В противном случае, я всегда могу остановиться. Тик-так.
