тот, где они жили прежде, отклонили: «
Городская собственность не наследуется и не может быть обменяна на дом чужегородных земель».
С каждым прошедшим днем ее надежды вернуться в Лим таяли. И сейчас, обойдя весь дом, который даже при свете фонаря выглядел удручающе, Флори заключила, что никто не купит такую развалину.
Убедившись, что все двери и окна заперты, она вернулась наверх и помедлила у хлипкой лестницы, ведущей на чердак. Офелия уверяла, что слышала голоса призраков, обитавших под крышей. Флори не воспринимала игру воображения всерьез, но заглядывать на чердак не желала. Он и безо всяких потусторонних сил был ужасным местом – местом, где погибли родители. Стоило ей подумать об этом, наверху что-то громыхнуло. Флори вздрогнула и едва не выронила из рук фонарь. Она попыталась убедить себя, что всему виной особенности постройки: раскаленная за день крыша остывала, издавая резкие хлопающие звуки; неправильно сложенная вентиляция гудела от потоков воздуха; а шорох издавали птицы, свившие гнездо на чердаке.
В этом доме всегда было серо и промозгло, точно в осеннем тумане. Флори продрогла и с упоением забралась под теплое одеяло, хотя не надеялась, что уснет.
Всю оставшуюся ночь она провела, размышляя о том, как быть дальше. Она чувствовала себя потерянной и бессильной – с того самого дня, когда пришла весть: их родители погибли, а дом в Лиме полагается немедленно освободить. Отец, Стэнли Гордер, заняв должность главного архитектора, получил жилье от города. Много лет этот уютный дом служил семье. Там сестры провели счастливое детство, и оттуда же их выгнали в момент, когда они сильнее всего нуждались в убежище. В официальных бумагах о выселении указали, что «Стэнли Гордер по причине внезапной смерти не может продолжать работу в городском управлении архитектуры и пользоваться служебными привилегиями».
Сестры покинули Лим, и улица Чайных Роз, где они жили, сменилась мрачным видом на квартал Опаленных, названный в честь тех, кто тушил здесь крупный пожар. Давным-давно, в одно засушливое лето, трава вспыхнула, будто от спички. Ветер быстро пригнал огонь с окраин на ближайшие дома. Дядюшка Джо, упокой Хранитель его душу, рассказывал об этом как очевидец.
От печальных мыслей в груди появился стылый комок, будто слезы заледенели и тяжелой глыбой застряли меж ребер. Вот что бывает, если не позволять себе плакать. Флори помнила мамины слова о том, что слезы похожи на морскую воду: щиплют, попадая в глаза, и делают их тусклыми. Мама оказалась права. Флори достаточно посмотреть в зеркало, чтобы убедиться: цвет ее глаз и впрямь потускнел, став как выгоревшая на солнце листва, а на лице еще отчетливее нарисовались веснушки, похожие на ржавчину, словно проступили там, где раньше были слезы.
Да, не стоило ей плакать, поэтому Флори взяла себя в руки и решительно шагнула в новый день.
Утро выдалось солнечным и жарким. В воздухе пахло сладко, будто в него подмешали сахар, и Флори казалось, что пить хочется не из-за быстрого шага, а от вдохов с приторным послевкусием. Она утерла пот со лба и переложила плетеную корзину в другую руку.
Офелия бодро шагала рядом, глазея на дома вокруг и не замечая, как стремительно улица набирает высоту. Прилсы жили на Зеленых холмах, и восхождение от квартала бедняков к роскошным особнякам было символичным.
Сестры договорились не оставаться дома поодиночке и теперь, будто связанные незримыми нитями, следовали друг за другом. Офелия считала это интересной прогулкой, Флори – изматывающей рутиной.
Она преподавала рисование дочери Прилсов и не то чтобы довольствовалась своей работой, просто в нужде выбирать не приходилось. Если ты голоден, то примешь и краюшку хлеба. Среди всех перспектив, поджидающих ее в чужом городе, преподавание было не просто хлебом, а сдобной булкой в глазури, так что Флори не жаловалась.
Дом Прилсов стоял под сенью раскидистых каштанов, унизанных белыми соцветиями. Офелия сказала, что они похожи на большой торт со множеством свечей.
Дверь открыла экономка Долорес – женщина средних лет с пучком рыжих волос на затылке. Ее прическа всегда была одинаково аккуратна: ровный кругляш в невидимых шпильках, прилизанная макушка и ни одной выбившейся пряди. Флори подумывала о том, что именно эта прическа служила основой образа. Экономке с таким безукоризненным порядком на голове можно было доверить в управление целый особняк.
Долорес провела их в гостиную, обставленную бархатными диванами на изогнутых ножках. Впервые оказавшись здесь, Офелия c любопытством озиралась по сторонам, пока на деревянной лестнице, начищенной воском, не раздался стук каблуков, неизменно сопровождающий госпожу Прилс. Ей не было и тридцати, но выглядела она намного старше Флори. Вернее, это Флори казалась нелепым подростком на фоне статной женщины, которая даже дома предпочитала носить шелковые платья до полу и бархатные туфли на каблуке. Светлые волосы она укладывала волнами, по-старомодному, щедро пудрила угловатое, измученно-худое лицо и являла собой образец высокомерной строгости.
– Вы сегодня с сестренкой, Флориана? – Госпожа Прилс оглядела Офелию с тем же нескрываемым любопытством, с каким та изучала интерьер, и заключила: – Похожи как близнецы, только один будто не вырос.
– Возраст дело поправимое, госпожа. – Офелия притворно улыбнулась. – В отличие от чувства юмора.
На лице госпожи Прилс отобразились возмущение наполовину с растерянностью. Она просчиталась, приняв внешнее сходство сестер за сходство характеров. Но Офелия была не по годам остра на язык, в то время как Флори носилась со своей вежливостью, точно квочка.
– Погуляй в саду, детка, – бросила госпожа Прилс и, вновь обретя властную уверенность, обратилась уже к Флори: – Лили ждет наверху.
Флори и самой не терпелось сбежать из гостиной, чтобы приступить к привычным обязанностям. Однако сегодняшнее занятие давалось ей тяжело – сказались бессонная ночь и дурное настроение. У Лили тоже выдался непростой день. Она злилась, что набросок не получается, и в конце концов сдалась, швырнув карандаш на стол.
– Лора, мне скучно!
Флори не возражала, что ученица коверкает ее имя, пока не узнала, что является не единственной Лорой в доме. Среди ее тезок были фарфоровая кукла, рыбка в аквариуме и карликовая собачка, которая умела танцевать на задних лапках, выклянчивая печенье. Так что у Лили подобралась довольно занятная компания для развлечений.
Флориана мягко поправила ее и проговорила свое имя по слогам. Лили капризно надула губы и сжала кулачки. Как любой избалованный ребенок, она не любила, когда ей кто-то перечит.
– Ты сегодня скучная и строгая, как этот карандаш.
Она потрогала пальчиком слом грифеля, а Флори тоскливо подумала, что именно так себя и чувствует: брошенной, надломленной, уязвимой. Ей хотелось спрятаться в ящике стола, чтобы никто не
