взломали скорлупу на трупе Трея-младшего. Тварей, что вылезли оттуда.
Конечно, он ждал чересчур долго. Но тогда он этого не знал. Не понимал правил.
Трейвон пытался их утопить. Безуспешно. Огонь. Ни признака ожога. Яд. Так он выяснил, как их замедлить. Погрузить их в сон.
Стазис.
Чтобы убить, он напоил их бальзамирующим составом. Вот почему он теперь водил близнецов на похороны. Сначала они стремятся к этой смертельной жидкости, потом засыпают и воспроизводятся медленнее.
Чтобы научиться этому способу, потребовалось много времени. Много времени. Множество смертей.
Но если он не станет этого делать. Если они выпьют чистой крови теми трубками до бальзамирующего состава, то немедленно размножатся.
Вот почему их было двое. Одинаковые близнецы. Одинаковые с Треем-младшим
Сперва, когда внутри мёртвого тела его сына был только один из них, то он подкормился трупом Тамары. Прежде, чем Трейвон схватил лопату и отсёк трубки от мёртвой жены, тварь в Трее-младшем стала двумя тварями. Раз — и всё.
В следующий раз кормились уже они обе. Когда он привёл в дом бродячую собаку, то растоптал маленьких шевелящихся тварюшек, которые полезли наружу из тел близнецов, пока те питались.
Именно тогда они слабее всего. Это — единственное время, когда они слабы. Лишь несколько мгновений после того, как они… рождаются?
* * *
Трейвон берёт из багажника пожарный топор и заходит в похоронное бюро.
Боб мёртв. Родители мертвы. Все мертвы. Убиты, прежде, чем поняли, что происходит. Их тела покрыты отметками присосок там, где трубки выкачивали паникующую, сломленную горем жизнь. Из ран капало зелёным.
Близнецы следовали правилам. Хорошие мальчики.
Сначала они подошли к мёртвой белой женщине. Её труп был похож на швейцарский сыр. Трубки, введённые в одни отверстия, выпили из её вен драгоценный смертельный нектар, затем вышли через другие, перед тем, как напасть на растерянных плакальщиков.
Мысленным взором Трейвон представил её труп, восстающий из гроба, приплясывающий, как марионетка на ниточках. Он представил потрясённые лица родителей, когда их внимание привлекло движение. Их бедная мёртвая девочка, тряслась в трёх футах над гробом, словно очутилась на электрическом стуле.
Здесь и теперь, он смотрит на их оторопевшие трупы с насмешкой и ухмылкой.
Люди, отправившиеся поглазеть на смерть, ничуть не ожидали, что она так скоро коснётся и их. Их эгоистичная скорбь. Их любимых оторвали от них так резко, так несправедливо.
Не тогда, пока я ем свой быстрый обед.
Не во время моего телешоу с Опрой.
Они слепы к опасности. Они пали, будто скот.
Они околели легче бродячих собак.
Трейвон переступает через мёртвые тела. От бальзамирующей жидкости близнецы в стазисе. Закапсулированные в прочную скорлупу. Даже при таком замедлении, у Трейвона есть лишь несколько минут перед тем, как корчащиеся твари окрепнут, сформируются и откажутся умирать.
Он упустил их, когда ошибся с закрытым гробом. Когда с самого начала не накормил близнецов овощами.
Когда лишился глаза и руки.
Те корчащиеся твари оказались в противопожарном сейфе похоронного бюро. Погрузились на дно океана, когда Трейвон вывалил их недалеко от берега.
Последним, что он услышал, пока топил сейф за волноломом, были крики маленьких мальчиков, скребущих внутри ногтями: — Нет, папа! Не бросай нас! Не дай нам умереть!
Они не умерли. Они никогда не умирают.
Может, они питались рыбой. Может, они выросли больше сейфа и свободно плавают. Множатся. Сборища из десятков маленьких Треев-младших пожирают гигантских кальмаров и косаток. Их голубоватые мешки и трубки тянутся за ними, поглощая креветок и тунцов.
Его не заботило. Его не заботило ничего из этого. Уже нет.
Он был хранителем. Уборщиком. Его работа состояла в том, чтобы подчищать Тамарин бардак. Его бардак. Каждый третий лунный цикл.
Убить людей. Накормить близнецов. Убить корчащихся. Повторить.
Сколько ещё? Что случится, когда старость одолеет его? Близнецы не стареют. Они выросли из тех корчащихся тварей, с висящими мешками и трубками, в прекрасные копии Трея-младшего, а потом остановились.
Двенадцать лет прошло. Они должны стать подростками. Они должны стать выше. Мускулистее. Как отец Трейвона. Игроки в баскетбол. Стипендии.
Что случится, когда он сдастся и уйдёт? Кто остановит их? Кто хотя бы будет знать, как их остановить?
Трейвон взмахивает топором. Осколки скорлупы первого близнеца. Корчащиеся уже вырываются из маленького личика Трея-младшего. Трейвон вновь машет топором, пробивая скорлупу второго близнеца.
Он таращится на корчащихся, вылезающих из мальчиков. Он позволяет им колотиться о паркетный пол похоронного бюро.
Он позволяет топору выпасть из рук.
Он садится на пол и ждёт. Наблюдает.
Что произойдёт, когда корчащиеся заберут первую кровь? Что произойдёт, когда они отрастят симпатичное личико Трея-младшего? Что произойдёт, когда в каждом уголке, каждом горном пике, каждом глубоком ущелье во всём обширном мире будут кишеть его прекрасные малыши?
Что произойдёт?
Трейвон закуривает сигарету и пинком отшвыривает корчащегося. У того уже растут трубки, пытающиеся высосать жизнь из подошвы ботинка. Пока из лиц близнецов выпадает ещё полдюжины корчащихся, Трейвон делает длинную затяжку.
Он улыбается растущему легиону маленьких Треев-младших.
— Давайте посмотрим.
Добавка к Хэллоуину
Дэвид Б. Сильва
Когда я был ребёнком, Хэллоуин ещё оставался Хэллоуином. Мама помогала вам сделать свой костюм, который обычно выглядел наподобие ковбоя, бродяги, а, может, привидения и домашняя выпечка попадала к вам в мешок гораздо чаще шоколадных батончиков. Тогда не проверяли рентгеном, есть ли в угощении иглы или булавки. Вы знали своих соседей. С несколькими друзьями вы отправлялись клянчить сласти. И вашим родителям никогда даже не приходила мысль о том, что вы можете не вернуться целыми и невредимыми.
На тот самый Хэллоуин мне было восемь и все эти восемь лет своей жизни я провёл в одном и том же районе. Узкие и кривые улочки. Никаких тротуаров. Никаких уличных фонарей. Деревья затеняли почти каждый квадратный дюйм этой области из трёх кварталов. Дома были небольшими и оригинальными по-своему, зачастую так затейливо отделённые от дороги, что невозможно было утверждать, где они в точности расположены.
Со мной была сестра, годом младше и два приятеля моего возраста. Мы с рекордной скоростью обошли нашу обычную территорию и, впервые за мой хэллоуиновский опыт, решили нарушить правила и посмотреть, соберём ли что-нибудь в следующем квартале.
Прямо за углом высился старый дом в колониальном стиле. Белый. Громадные колонны. Необъятный передний двор. Вьющиеся по стенам виноградные лозы. Шелушащаяся краска. Всё это освещалось лишь несколькими фонарями с домов через дорогу. Для восьмилетнего — совершенное воплощение дома с привидениями.
Там была ещё одна примечательная вещь. Огромная миска с конфетами,
