в эти тяжкие минуты появились в голове? Почему сюда послали именно её? Хватит стоять — время действовать!
— Где чайник? Мне нужна чистая вода! И лучше найти большой заварочный чайник. Из него легче будет вливать. Иван Кузьмич, — она решительно повернулась к майору, — что бы ни происходило, не вмешивайтесь. Ни в коем разе! Хуже всем будет.
Полицейский побледнел, пытаясь вспомнить молитвы. Эх, говорила же бабуля — ходи в церковь, Ванятка!
Илья перехватил Икотницу возле сарая. Он неплохо запомнил уроки Варакиной. Пусть это массовое в былые годы на Пинежье явление, казалось, исчезло, но рецидивы все равно время от времени случались. Так что лишними знаниями никогда не бывают. А человек, подсадивший икоту, поначалу всегда крутится рядом. Никаких окриков: «Стоять!». Семенов просто-напросто догнал побежавшую через сугробы тетку и повалил её в снег, повторно затем окунув её лицо в снежную кашу.
— Сразу будем сознаваться или методы дознания применить?
Оробевшая поначалу Икотница неожиданно взвилась гадюкой:
— Не докажешь, начальник!
— Опа! Да ты у нас бывалая!
— Аааааа! Убериииии!
— Знаешь, откуда я? Хочешь так и сдохнуть неприкаянной?
Семенов отлично помнил, что главной ошибкой христианских священников были их негодные методы изгнания кликушества и бесов изнутри обращенных. На Пинеге попы и монахи столетиями безуспешно пытались выжить Икоту и Икотниц из таежного края. Но успешных примеров практически не случалось. Ну не действовали обычные приемы среди потомков чуди! Все дело в том, что заморскими подходами излечить совершенно невозможно. Духи местные, старинные, укоренившиеся корнями в суровой таежной земле, а Белая вера новая.
Опричник же сейчас припечатал Икотницу оберегом с символом Сварожича. Земля северная подчинялась детям Сварога, Сварожичам, а главным среди них был Симаргл, небесный кузнец и дух огня. Только его пламенем можно было выжечь невероятно архаичную заразу. И древние новгородцы, что сюда пришли, об этом знали, потому и протекли горячим потоком по землям и весям Биармии. Не страшны им были местные духи и идолы. Сварожичи оказались намного сильнее. Потому и зацепились именно здесь, в Подвинье, русские люди крепче всего, в отличие от Зырянских и Карельских земель. И каждый северянин всегда носил с собой оберег Сварожича. Потомки мудрость предков забыли и потому страдали, предав богов Рода.
— Говори! Или зажгу изнутрях!
Икотница продолжала выть, но корчась, смогла ответить:
— А чё она? У ней все есть — муж, дети. А я? А мне тошно!
— Ты жизнь свою сама по ветру пустила и на сторону нечистых ижиндов перешла! — сурово отвечал Илья. За время работы в конторе он научился главному правилу опричников — никогда не верить тем, кто по жизни встал на «темную» сторону. — Иди со мной и не дергайся. Иначе спалю! Как мои предки с вами поступали. И не думай, что закон за тебя в этот раз заступится. Мы выше его!
Тетка-Икотница больше не сопротивлялась, испуганно ковыляя впереди обратно к избе свояченицы.
— Вливай, вливай до конца все!
Иван Кузьмич не узнавал тусклую девицу, что встречал у поезда. Громогласная и властная молодая женщина с горящими глазами лично заварила килий корень, что-то при этом тихонько приговаривая, а затем без перехода начала командовать. Пока муж держал беснующуюся жёнку, майор насильно вливал ей в рот лечебный взвар.
Трескина встала перед ними, как-то вся вытянулась и, подняв лицо вверх, начала распевать, попутно раскачиваясь и махая руками:
— Лабуда-беда явилася — горе глубокое навалилося! Люди добрые, вспоможите — гортань бесячью уберите. Бешеная гортань закройся, Лабуда-беда, с глаз моих смойся! Нагерь ли няялькесь, лыхк ли пыччкар! Сон сладок, жизнь горька!
Бедолага в этот момент страшно закричала и последний раз икнула. Затем тотчас опала и осунулась, закрыв глаза.
— Глядико-ся! Чтой-то выплюнула! — завыл белугой муж, а Кузьмич тут же метнулся к кровати. Полицейский оказался очень ловок, хоть руки у него и тряслись.
Пелагея приняла от него завернутую в белое полотно икотку и тут же побежала к печке:
— Разойдись!
Пламя ярко вспыхнуло, и тут же в печке бахнуло. Так, что она чуть не подпрыгнула.
— Сделали⁈
В избу ворвался Илья, встревоженно озирая комнаты. Идущую вслед за ним Икотницу чуть не вывернуло на пороге. Это она на иголку наткнулась.
— Все хорошо, Илюша, — Иван Кузьмич вытирал пот со лба, а затем с ослабевшими враз ногами упал на стул. — Выгнали икоту. Размером с таракана вышла, разрастись не успела, зараза эдакая.
— Ну и ладненько.
От Семенова не утаился взгляд, что кинул повидавший всякое полицейский в сторону его напарницы. Значит, не зря девчонку в Отдел взяли! Да и Пелагея в сей момент отнюдь не выглядела малахольной. Глазища ярким пламенем полыхают, на щеках румянец выступил. Бой-девка! К такой на кривой козе не подойди!
Из комнаты еле выполз хозяин, ноги его тоже не держали.
— Ну как она?
— Спит. Кто её так?
— Так свояченица ваша. От зависти. Обычное дело.
— У, злыдня! Да я её!
— Спокойно, Петр — Кузьмич взялся за привычную ему работу. — Отдадим в хорошие руки, и больше эта тварь никому зла не сделает.
Семенов бросил в сторону майора пытливый взгляд.
— Какие указания были сверху?
— От епархии звонили. Заберут ее в дальний погост черные клобуки. Отбегалась, отмучилась.
— Тогда грузимся?
Что-то задерживаться в этом доме никому больше положенного не хотелось.
Икотницу спеленали и засунули в обширный багажник. Пелагея в один момент ощутила, что безмерно устала. Её усадили на заднее сиденье, где девушка тут же уснула. Илья в дорогу выпил с Кузьмичом кофе из термоса.
— Ну и работка у вас, робятки!
— Надо же кому-то, — пожал плечами Семенов.
— А эта…— Кузьмич ткнул рукой назад, — откуда она?
— С района вроде.
Полицейский подумал немного и шепотом спросил:
— Она не из чудских ведьм часом? Слышал я о таких ворожеях. Ноне редкость, а ране часто встречались.
Вот сейчас пришел черед удивиться Илье. Правда, в их Отдел на работу могли взять и настоящую ведьму. Просто молодой опричник представлял их иначе.
— Мне не докладывают, Иван Кузьмич.
— Понятно, — майор глянул на часы, затем снял вездеход с ручника. — Через пару часов машины до города по зимнику пойдут. Добросят вас хотя бы до Белогорского. Поезд только поздно вечером пойдет. Что зря торчать?
— Благодарствую.
Семенову и самому хотелось скорее
