знакомые картины жизни, друзья, горы Ханяна, родной дом и самое любимое лицо. Лицо Ким Сан. Ее нежная улыбка, ласкающий взгляд, теплые руки. Воспоминание о ней пронзило все существо чудовищной болью, и Хян едва не рухнул вниз. Остановился, хватаясь за грудь, зажмурился и потряс головой. Думать о ней было невыносимо. Но именно эта любовь постепенно стала возвращать его из одурманенного небытия. К жизни после смерти.
Мысли, как стервятники, клевали сердце. Как он мог так поступить? Как мог бросить ее одну? Предать ее доверие, собственноручно отдать другому мужчине! Осознание совершенной ошибки обрушилось на него одномоментно, и Хян бросился назад. Может, еще можно успеть? Вдруг он еще жив там, по ту сторону моста? Он прорывался сквозь клубы тумана, который теперь не пускал обратно. Заволакивал все вокруг, закрывал и небо, и разверзшуюся под ногами бездну. Но Хян не сдавался, потому что понял, какое ужасное преступление совершил. Струсил, проявил слабость, недостойную мужчины. Предпочел сбежать от трудностей, захлебнуться своим горем и не сделал ничего, чтобы что-то изменить.
Он бежал изо всех сил, но словно топтался на месте, не продвигаясь ни на дюйм. В отчаянии он закричал неведомо кому:
– Отпустите! Умоляю! Я должен вернуться!
Но густой туман заглушил его вопль. Хян метался по мосту, спотыкался и едва не сорвался вниз, чудом успев схватиться за веревки. «Я должен вернуться к Сан! Должен! Помогите! Кто-нибудь!» – задыхаясь, молился он в надежде, что хоть кто-то его услышит.
– Зачем ты устроил такой переполох? Напрасно беспокоишь обитателей райских садов и Нефритового императора, – раздался за спиной незнакомый голос, и Хян резко обернулся.
Перед ним стояла женщина в черном ханбоке. Темная вуаль спускалась с широкополой шляпы, неестественно бледная кожа источала мрак, который хаотичными волнами расходился по воздуху, смешиваясь с белыми клубами тумана. Женщина была красива, но ее красота пугала, а черные глаза будто смотрели в самую душу.
– Помогите мне! – кинулся к ней Хян. Он не знал, кто она такая, но увидеть на этом проклятом мосту хоть кого-то было истинным счастьем.
– Свой выбор ты уже сделал, и повернуть время вспять невозможно, – монотонно ответила она, не сводя с него пристального взгляда. – Ты мертв. А мертвые не оживают.
– Я сделаю что угодно, прошу, мне нужно вернуться! – взмолился Хян.
– Это невозможно, – все так же ровно повторила незнакомка.
– Но ведь для чего-то вы пришли! Вы услышали мои молитвы и…
– Я пришла за тобой. Проводить твою грешную душу в иной мир, где ты примешь наказание. Ты совершил тяжкое преступление, совершив самоубийство, разорвал Нить Судьбы, которая связывала тебя с любимой девушкой. Вы больше никогда не встретитесь, сколько бы ни перерождались.
– Нет! Нет, умоляю! Пожалуйста, верните мне жизнь! – Хян упал на колени, молитвенно сложив руки. – Я не могу разлучиться с Сан! Госпожа…
– Я Темный жнец! – повысила голос женщина, даже не шелохнувшись.
Отчаяние Хяна не произвело на нее никакого впечатления. Она все так же равнодушно взирала на его страдания.
– Умолять меня бесполезно, я всего лишь исполняю волю Всевышнего. А он хочет наказать тебя за преступление. Ты должен стать Жнецом смерти и триста лет искупать свою вину, провожая души умерших через Мост Забвения.
Она взмахнула рукой, и туман расступился, открывая на другой стороне высокий скалистый выступ и на вершине его – маленький ханок.
– Теперь это – твое пристанище, – женщина указала на крошечный домик. – После искупления вины ты вновь переродишься и забудешь свою прошлую жизнь. Ким Сан ты больше никогда не увидишь.
Каждое слово отдавалось в груди нестерпимой болью и осознанием, что это конец. Назад пути нет. Он совершил непоправимую ошибку, и ничего теперь нельзя изменить.
– Я провожу тебя и буду твоим наставником, – она повернулась к Хяну и положила руки ему на плечи, гипнотизируя пронзительным взглядом. – Отныне ты станешь проводником в мир духов, но никогда и ни при каких обстоятельствах не должен вмешиваться в судьбу смертных. За это тебя ждет еще более суровое наказание.
Ли Хян опустил голову и обнаружил, что вместо шелкового ханбока на нем теперь черное длинное одеяние. Подняв руки, он увидел, как из-под кожи сочится черный дым, такой же, как у женщины-Жнеца.
– Теперь твой удел – одиночество. Постепенно ты забудешь всех, кого любил, и отпустишь земную жизнь.
С тех пор Хян стал жить в своем маленьком доме, как отшельник. Он лишился способности спать и постоянно варился в воспоминаниях, не в силах забыться хотя бы на секунду.
Сколько прошло времени, он не знал. Провожать умерших через Мост Забвения стало привычной рутиной. Однако каждый раз, когда он попадал в мир людей, чтобы забрать очередную душу, невольно смотрел по сторонам, скучая и по Ханяну, и по человеческой жизни, и по Сан. Мысли о ней сопровождали его повсюду, он не мог избавиться от любви к ней, которая насквозь пропитала все его существо. И, даже находясь за гранью миров, не покидала ни на мгновение.
Слова Наставника о том, что он сам своим безумным поступком разорвал связывавшую их нить, не давали покоя. Хян не мог представить, что больше никогда, никогда не увидит Сан! Что, даже переродившись, они не встретятся, и у него не будет шанса все исправить. Время от времени он видел других Жнецов, но все они были такими же отстраненными и безучастными, как его Наставник. Хян чувствовал себя очень одиноким, но никому здесь не было до него дела, и он понял, что это и есть его наказание: устроить в своей душе настоящий ад, от которого нигде не скрыться. Ему не с кем было поделиться своей болью, а самое главное, он не знал, когда это закончится. Триста лет – долгий срок, но в чертогах Междумирья время текло иначе, медленнее. Этим страданиям не было ни конца ни края.
Он коротал бесконечные дни, сидя на вершине скалы, с которой открывался вид на теряющийся в тумане Мост. Бесконечно долго смотрел на то, как Жнецы ведут души умерших, и время от времени в воздухе перед ним кто-то невидимой рукой выводил имя. Имя очередного погибшего человека. Тогда Хян обреченно спускался вниз и отправлялся за еще одной душой. Наблюдал за последним вздохом смертного и уводил его с собой. Куда дальше попадали души, он не знал, потому что за пределы его одинокого пристанища уйти не мог. Весь его мир ограничился бесконечно длинным Мостом забвения и скалистым утесом, где он коротал долгие дни.
Но однажды черный дым сложился перед ним в знакомое имя. Будто росчерком туши
