(«Устроить взрыв газа, старая кочерыжка?! Совсем из ума выжила, черт подери!»), и пусть от этого славному королю Георгу все же будет какая-никакая польза. Это уже вопрос чести, и она за какие коврижки не допустит, чтобы с содержимым ящика что-то случилось. Ни пылинки, ни единой крошки пепла на него не упадет.
Впрочем, она успела высказать Шалой Кэтти все, что о ней думает, пока тащила на спине визжащую бесовку-ученую, искренне сочувствуя похитителям из сераля [38]. И почему, скажите на милость, она спасает эту гениальную дуру, которую Господь не наделил даже малой толикой ума – еж и тот умнее! – когда она могла бы удирать отсюда в компании К Вашим Услугам и верных друзей, чтобы затем предаться куда более приятным занятиям?
Послужу отечеству, н-да… Ай-ай, ну что за цирк! Впрочем, увидеть, как десяток монахов, задрав рясы, бегут в горы, прихватив с собой только то, что можно унести в руках, и тележку с бесценным компрессором Фрэнки – что бы это ни было, – дорогого стоило.
У себя в комнате Эди перевесила разъяренную Фрэнки на Соловья, велев ему нести ее к реке, звать на помощь, дать сигнал на «Купару», чтобы забирали нас отсюда на хер! Подключайте морпехов и плевать, кто об этом узнает!
Затем она выбежала в коридор, требуя как можно скорее показать ей путь, чуя дым и мысленно прикидывая силу взрыва при таком-то давлении стольки-то килограммов газа на столько-то квадратных дюймов. Примерно в это время грянул первый взрыв, дворец дрогнул и дал крен, как корабль, взбирающийся на волну. Когда Эди удалось подняться на ноги, вокруг уже вовсю полыхало, и многие конструктивные элементы дворца – те, что прежде располагались перпендикулярно друг другу – выглядели пугающе диагональными.
Шалая Кэтти обняла Эди, с важным видом повязала ей на плечо фиолетовый пояс от своего платья, потом вновь обняла и воскликнула: «Женщины, наделенные Силой!», что было бы очень мило, если бы Эди не испытывала такого сильного желания выпороть ее ремнем.
Теперь она спасается бегством, волоча за собой чертов сундук, – тяжеленный, мать его за ногу! Внутри гремит что-то увесистое, так что штуковина запросто может опрокинуться на крутом повороте. Впрочем, ныть некогда: сейчас бы добраться до лодки, а поволноваться еще успеем. Неясно только, как предстать перед капитаном и командой в таком – предельно не замаскированном – виде и что сказать в свое оправдание.
К дьяволу!
Со стены на нее валится пылающий ковер. Ха! Мимо… А вот хрупкому ящику чуть не досталось, о да, и парящий в воздухе пепел уже тянет к нему свои призрачные пальцы. Эди изо всех сил дергает ящик за ремень, и на сей раз увесистое содержимое, отскочив от внутренней стенки, ей помогает. Ящик скрипит, будь он неладен, кряхтит и громыхает. Еще одна забота: толкнешь его слишком сильно, он, чего доброго, развалится на части и рассыплет все сокровища по раскаленному полу, и что тогда? Полный едрись-оно-все-конем, ответил бы Соловей. Эди опять дергает ремень, посылая ящик вперед, и успевает восхититься собственным предплечьем в багряных отсветах пламени.
Сосредоточься.
Второй грандиозный ба-бах сотрясает стены дворца. Впереди рушится арка, обломки камней с грохотом осыпаются, лопаясь и треща: от жара камень разрывает изнутри. Эди исторгает дьявольский рев – искра ожгла ей плечо через рукав кителя, – и собирается с мыслями. Это лишь начало, основной пласт пока не взорвался, и кто знает, что за адская машина прячется в пещере Фоссойер, – и как она себя поведет, если ее поджечь или потревожить иным способом? Фрэнки, кажется, говорила (пока Эди тащила ее на закорках), что за этим зрелищем лучше наблюдать с очень большого расстояния – или не наблюдать вовсе… Такими темпами дворец взлетит на воздух куда раньше, чем Эди успеет выбраться, а это не входит в ее планы. Никакого аутодафе, срочно ищем вдохнове… О, нет! Впуск, сжатие, рабочий ход, выпуск. Четыре такта работы двигателя внутреннего сгорания (которые Эди вообще-то изучала для подрывных целей), но вот он, ключ к решению: самоходный экипаж. У нее ведь есть ящик – да, без двигателя, зато разгон приличный, и разве в ее детстве подобной штуки не было у каждого уважающего себя мальчишки? Тележка, какое-нибудь корыто на колесиках. Причем девчонкам кататься никогда не давали. Ха!
Эди покрепче ухватывается за ремень, вскакивает на ящик и, время от времени отталкиваясь ногой от пола на поворотах и для разгона, мчит вперед. Побег на тележке, неплохо! Она принюхивается. Из ящика доносится странный запах, пряный, сельскохозяйственный. Будто содержимое проложили сушеным илом со дна реки.
Сосредоточься.
И правда, худшее еще впереди. А вот и оно: горящие трупы, много. Никак, морпехи с «Купары» тут поработали? Или ребятки Соловья? Желудок урчит от приятного аппетитного запаха, затем возмущается, когда до мозга доходит, чем пахнет, и Эди едва не прощается с ужином. Пахнет жареным мясом. Это люди – и свои (пусть не ближайшие друзья, хвала богам), и враги (впрочем, теперь уже не особо), но все-таки люди, а не кебабы, даже если ее нос считает иначе. Она с силой отталкивается от пола, чтобы побыстрей миновать место резни – вперед, вперед, быстрее!
Правильное решение: как раз один живой подвернулся, вооруженный, машет тесаком и скрежещет зубами от злости. Едрись-оно-все-конем!.. Эди несется к нему, на ходу соображая, что делать. Скорость и немалый вес ящика должны сыграть Эди на руку, да и оригинальность ее транспортного средства несколько обескураживает головореза, состоящего на службе у Опиумного Хана: не каждый день дерешься с хрупкими белолицыми девами в военной форме, несущимися по огненным волнам на деревянном ящике на колесиках. Пожалуй, на свете очень мало людей, которые не растерялись бы в подобной ситуации.
Наконец головорез приходит в себя и бросается в атаку. Эди резко упирается ногой в пол, отчего тяжелый ящик начинает вращаться на месте, увлекая ее за собой. Завертевшись, как в хороводе вокруг майского дерева на сельском празднике, Эди с размаху бьет его правой ногой в голову. Хороводное будо! Головорез падает на пол, как куль с картошкой. Черт, ему на помощь спешит из коридора дружок с очень неприятным ножом – скорее, мечом, – наперевес. Госпожа Секуни научила ее разбираться в холодном оружии. Это, конечно, не настоящий боевой нож – не вакидзаси, не сабля и даже не финка, – а какая-то помесь мачете и тесака. Зато какой же большой. Гиперсомнически огромный.
Верзила замахивается ножом и ревет.
Вот дрянь.
Эди отпрыгивает в сторону, бросая драгоценный ящик на произвол судьбы, и очень быстро пригибается, потому что Гиперсомнический Верзила несется на нее куда быстрее, чем ожидалось. Свезло так
