Наверное, поэтому, я вообще не боялся, и не боюсь любого леса…
В верхушках сосен болтали птицы, я никогда их не видел, но знал, что это именно они. Тропинку, усыпанную золотистой хвоей, и шишками изредка перебегали упитанные зайцы, деловитые барсуки, и совершенно рыжие, хитрющие даже на первый взгляд, лисы. За третьим поворотом тропы – заросли малины, она так любит цепляться за мою куртку, но всегда платит сладчайшими фиолетовыми плодами, здесь иногда я слышу медведя, зная, что этот косолапый всегда дружелюбен и нам с ним нечего делить, кроме этих самых ягод, которых точно хватит, чтобы прокормить целых шесть медвежьих семей. Но, он один… поэтому, наверное, иногда жалобно поскуливает, когда я прохожу мимо зарослей малины. А я, безбоязненно протягиваю ладонь, нежно поглаживая торчащие из кустов кончики ушей и черную шершавость медвежьего носа.
Лес, тропинка сбегает в овраг, здесь через бурлящий ручей с совершенно прозрачной изумрудной водой перекинуто трухлявое, но все еще вполне надежное бревно – бывшее когда-то кленовым стволом.
Я останавливаю свое движение ровно на две минуты, которых вполне достаточно, чтобы утолить внезапную, однако регулярно охватывающую меня именно на этом самом месте – жажду. От ледяной прохлады воды ломит зубы, на дне ручья мечутся серебряные тени водяных, на фоне золотого песка, и павшей, уплывающей вдоль, по течению ручья, листвы. Именно там, я вижу свое изменчивое отражение… взлохмаченная шевелюра, глаза, распахнутый в счастливой улыбке рот.
Лес, Синий Лес, синее его лишь синее небо … такое глубокое, холодное и бесконечное, до самых первых лучей рассветного солнца…
Какое – то время, я только любуюсь небом, вдыхаю его, делаю небольшой пробный глоток, а затем пью небо, словно холодную прохладу из пройденного ручья. Впереди еще огромная поляна целиком из распустившихся подсолнухов, Волчий камень – место моей легкой не поддающейся разумному осознанию тревоги, Кедровый кряж, березовая роща на холме, а в конце пути Изба – дом, в котором живет мой дед.
Изба – самое надежное из известных нам с Дедом жилищ. Большая, из цельных дубовых стволов, в два поверха, с покатой двускатной крышей, выложенной по признанию деда драконьей чешуей, она царит на самой высокой точке холма, посредь вечно молодых тонкостанных русских берез.
В проемах окон часто гостит солнце, большая, выложенная цветными изразцами домашняя печь согревает своим теплом все два этажа дома, все семь комнат-горниц, которые, уже давно, очень давно ждут своих гостей, но до последнего момента к Деду приходил только я один.
Сегодня все пошло не так, Дед не встречал меня как всегда, стоя у изгороди, раскуривая свою незабвенную вересковую трубку, набитую отменным голландским табаком. Бродяга ветер не шумел в березовых кудрях. В моей душе поселилась пустота. И дом казался пустым, до того самого мгновения, пока не распахнулась ведущая в дом дверь.
– О, у нас сегодня сплошные гости, – дед, широко улыбаясь, шагает прямо с крыльца мне на встречу.
– Разве еще кто-то пришел, – удивляюсь я.
– Да… и они говорили, что ты их хорошо знаешь, и даже просились назваться друзьями.
Заинтригованный подобным заявлением, я прохожу сначала на широкое крыльцо, а затем в не менее просторные благоухающие свежескошенным сеном сени, так оказываюсь в гостином зале избы, он же кухня с красавицей печкой. Темно, но прикрыв глаза ровно на десять секунд, а затем, открыв их, я, наконец, вижу нежданных гостей. Они сидят за одним столом, и пьют чай с баранками… Рыцарь – сильно печального образа, в серых, местами сильно помятых доспехах, с серыми же крыльями за спиною и чернявый вихрастый черт, с улыбкой на пол лица, и небольшими козлиными рожками посреди лба. К столу прислонен огромный, покрытый ржавчиной меч, а в углу, в самой густой тени, чернеет, чертов трезубец. Серый рыцарь, он же ангел – печален, черт весел, первый – естмь воин света, второй – воин тьмы, но для меня они в первую очередь просто – друзья, ведь это Кинг-Конг и Леха…
– Будьте здравы други, – это моя улыбка. – Вот и свиделись, – это моя затаенная, и выпущенная теперь на волю птица – печаль. – Ну, где же Вы были, – спрашивают мои широко открытые глаза.
– Мы постоянно были где-то рядом, – все таким же тихим спокойным и одновременно уверенным голосом произносит серый ангел, отвечая на так и никогда не заданный мною вопрос.
– Да, – подтверждает черт, все так же, как в нашем с ним былом детстве, открыто и дерзко ухмыляясь, не мне – всему миру, – Я был в твоих грехах.
– А я в молитвах, – шепчет серый ангел, опуская уставшую голову ниц, его седые волосы струятся тонкими нитями чистейшего серебра, прикрывая так никуда не исчезнувшие шрамы от старых ожогов, поцелуев огня.
Мне хочется обнять их сразу обоих…
– Чаю будешь? – улыбается Дед за моей спиной, он как всегда все понимает. – Гости – то без тебя начали. А я вот сегодня еще чаечком не баловался.
– Буду, – я пожимаю крепкую ладонь Серого ангела, а затем загорелую длань черта, просто по старшинству, что соответствует личной хронике минувших потерь. Они поднимаются, и я обнимаю их, обоих сразу, сдерживая, внезапно подкатившие к глазам солены слезы. – Теперь все будет хорошо, конечно же, я не верю, но чувствую, что сейчас это именно так. И это сейчас – Вечность.
Так, мы вместе садимся пить золотой чай, настоянный на родниковой воде, отражении утренней звезды, а так же на медовице, зверобое и еще каких – то особенных, скрытых, известных только деду лесных травах.
Большое закатное солнце заглядывает в домовое окно, по очереди освящая наши лица, своими пушистыми одуванчиковыми лучами,…его желтые лучи нежно, словно пальцы слепца касаются туманных, и одновременно реальных ликов сидящих за одним столом: старик, ангел, черт…, я…Ты… Лучи, прикасаясь к нашим лицам, просвечивают насквозь, проникая в самую глубь. Там, тоже свет.
…На какое-то время каждый из нас уходит в себя, словно шаря где-то по самому краю прошлого, во второй, или одна тысяча второй раз, пытаясь доспорить, дознать, доискаться, или просто долюбить. Они уходят в свое вчера, лишь моя неугомонная тень мечется меж хрустальными замками и туманными долинами будущего. Теперь, из нас четверых, настоящее завтра есть только у меня… Но, здесь, этим не стоит кичится, здесь об этом не следует кричать, даже самым тихим шепотом, а так же, этого не позволительно стыдиться, ведь это просто потустороння реальность, в мире, для которого действенны лишь законы нерукотворных внутренних вселенных, равных перед рамками всей беспредельности мироздания, вселенным внешним.
Теперь, мне кажется, что само время встало, или просто застыли краски этого мира, я пришел сюда в поисках тишины, и не думал что, найдя ее, снова захочу
