вода с лимоном, но за неимением лучшего…
Сан сделала несколько маленьких глотков, постепенно успокаиваясь.
– Что мне делать, Хери? – с надеждой подняла на нее глаза Сан. Вдруг у подруги есть еще какие-то запасные варианты?
– Сан, ты должна принять это и постараться жить дальше. Чем больше ты изводишь себя, тем тяжелее Джисону. Представь, как он себя чувствует! Он спас тебя, подарил тебе не только триста лет, но и возможность прожить обычную человеческую жизнь, завести семью, детей, оставить след в этом мире. Ты не должна так небрежно относиться к его решению. Свой выбор он сделал и прекрасно знал, на что шел. Я понимаю, как тебе тяжело, – повысила она голос, когда Сан попыталась возмущенно ее прервать, – но подумай о Джисоне. Не рви ему душу и выполни его просьбу. Возьми себя в руки, ты не одна, у тебя есть я! Я всегда буду поддерживать тебя, чтобы ни случилось.
– Утешила, тоже мне… – проворчала Сан, вытирая мокрые щеки.
– В этой ситуации мы бессильны, поэтому нужно принять ее как данность и научиться с этим жить. Я всегда буду рядом и не позволю тебе упасть в пропасть отчаяния, куда ты сейчас благополучно катишься. Поняла меня?
– Да, – выдавила Сан и улыбнулась через силу.
– Так что отставить киснуть! Насладись временем, отведенным вам с Джисоном, по полной!
Сан прислушалась к Хери, во всяком случае, постаралась это сделать и решила подарить Джисону месяц, полный любви и счастья. Они радовались каждому дню, гуляли, дурачились на безумных аттракционах в парках развлечений, катались на двухпалубном лайнере по реке Хан, поднялись на фуникулере на башню Намсан и съездили на остров Нами. Словом, выполнили все, что делают обычные корейские парочки в конфетнобукетный период.
Любили друг друга каждую ночь и беззастенчиво целовались на улицах, навлекая на себя гневные взгляды людей преклонного возраста, а иногда и довольно резкие замечания. Но им было все равно, они лишь улыбались в ответ, купаясь в своей долгожданной любви, выстраданной за триста лет разлуки.
Сан искренне смеялась и шутила, а ночами предавалась страсти как в последний раз. И каждый день со страхом заглядывала в календарь, который неумолимо приближал момент разлуки. Как только очередной день закрашивался серым, в груди просыпался животный ужас: они стали еще на шаг ближе к расставанию. Окончательному. Бесповоротному. Безвозвратному концу. Ощущение собственного бессилия выматывало душу, но Сан всеми силами старалась не показывать Джисону, какой мрак царит у нее внутри. Она не могла спокойно спать ночами. Дожидалась, когда он заснет, выскальзывала из кровати и долго стояла у панорамного окна, глядя вниз на ночной Сеул.
Вся ее жизнь теперь казалась пустышкой. Что она сделала за триста лет? Только сейчас, вновь обретя любовь Джисона, она поняла, что все эти годы не жила, а будто репетировала. Писала черновик, но так и не написала жизнь набело. Вернее, начала писать ее только сейчас, когда у них осталось ничтожно мало времени.
Почему она так цеплялась за свое бессмертие? Что оно ей дало? Деньги, недвижимость, дорогие наряды, украшения и роскошная жизнь – для чего все это? Ей казалось, что она знает об этом мире все, ее ничем не удивить, и уже никто не пробудит в ней сильных чувств. Однако Джисон разбудил ее душу, показал, что такое настоящая любовь. Безоговорочная, чистая, самоотверженная, которая заполняет собой все пространство и вытесняет всю шелуху, которая иногда нам кажется такой важной.
В такие моменты было трудно держаться. Сан оборачивалась, глядя через проем на мирно спящего Джисона, и физически чувствовала, как рушатся внутренние опоры, которые она возводила десятилетиями. Как корчится в агонии ее очнувшаяся ото сна душа. Ломается о неизбежность и полную безысходность. Но Джисон не должен видеть ее слабость. Ему и так тяжело, возможно, даже тяжелее, чем ей, ведь помимо всего прочего он осознавал, что во всем случившемся есть и его вина. Точкой отсчета стало его решение. И как бы он ни раскаивался и не жалел о нем позже, изменить его уже невозможно. Вот так один-единственный поступок, совершенный в пылу отчаяния, может сломать несколько человеческих судеб.
Однако утром Сан прятала темные круги под глазами умело наложенной косметикой и сквозь слезы вновь надевала улыбку. Она обещала Джисону один месяц счастья и должна сдержать слово.
– Поедем сегодня в Сокчо? – предложил он, когда они пили кофе, любуясь видом просыпающегося города сквозь панорамные окна гостиной.
– В Сокчо? – переспросила Сан, немного удивленная таким выбором. Это был маленький приморский городок, единственной достопримечательностью которого являлись горы Сораксан, по праву считавшиеся одними из самых живописных в Корее.
– Да, всегда мечтал поехать с тобой к морю, – кивнул он и легонько сжал ее руку. – Пикник на берегу, закат… М-м… мечта!
– Отлично! – бодро согласилась Сан. – Тогда я пойду собирать вещи.
– Надеюсь, ты не возьмешь опять целый чемодан одежды? – усмехнулся Джисон, отклоняясь назад. – Мы же всего на один день.
– Я не виновата, что у меня столько классной одежды. Некоторые наряды я даже ни разу не надевала, – невинно хлопнула ресницами Сан и послала ему воздушный поцелуй, скрываясь в гардеробной.
– Вот транжира, – по-доброму ухмыляясь, пробормотал он. – Кстати, ты давно не виделась с Хери. Она не обижается?
– Нет, я ей все объяснила, и она отнеслась с пониманием, – скороговоркой проговорила Сан, стараясь не ступать на скользкую тему. Даже намек на их скорое расставание отзывался в душе острой болью.
Джисон некоторое время молчал.
– Ты не должна из-за меня забывать близких людей. Встреться с ней, она наверняка скучает.
– Из близких людей у меня только Хери, и если ты так переживаешь, то мы встречаемся с ней в эту пятницу, – Сан бездумно перебирала наряды, плохо понимая, что делает. Самообладание, которым она всегда отличалась, трещало по швам.
На самом деле она очень нуждалась в Хери. Ей хотелось поговорить с ней, излить свою боль, вволю наплакаться рядом с человеком, который ее поймет и поддержит. Она так устала все время контролировать эмоции, гнать от себя мысли о том, что будет, когда… Устала изображать радость, когда хотелось кричать от боли. Но рядом с Джисоном она не могла расслабиться, зная, что ему еще хуже, чем ей. Он-то держится, значит, должна держаться и она.
Занятия в университете Сан бросила, Джисон тоже перестал изображать из себя студента. Пару раз Доён писал ей, спрашивал, все ли в порядке, но она не ответила. Позвонила профессору Паку и туманно объяснила, что ей необходимо взять перерыв. Конечно, Сан понимала, что в университет она больше не вернется.
