и намерений.
В руке старьёвщика появилась чёрная фигурка слона, чья гладкая поверхность отражала языки пламени, но она выпала из рук Карло, а он сам рухнул на колени и схватился за голову. Олег двумя ударами разрубил преграду и направился к наставнику, выставив вперёд горящую саблю. Карло прижал голову к коленям, тело тряслось, но из его рта кроме слабого шипения не вылетело ни единого стона. Подмастерье приблизился к учителю на расстояние одного удара, поднял ногу, чтобы пнуть его, но сразу же вернул её на место. Трость вмиг потухла, а Олег потянулся ладонью к спине осиротевшего взрослого.
— Только не начинай, Олег, — вмешался голос Того, кто видит. — Выбора у тебя нет. Глянь, он сейчас станет одержимым — всё равно в утиль.
— Ых-ху, не мешкай, Олежа. Хух, ы-ы-ы, захотел быть злом, будь злом до конца, ой-йо, — сказал Карло.
— Я победил его в честно поединке, купол должен был пасть! — закричал Олег.
— Это мне решать, сопляк! Убей его, живо! — крикнул ТОТ.
Карло, сидя на коленях, подал туловище назад, раскинул широко руки и запрокинул голову.
— Олег, мальчик мой, я тебя прощаю. Спасайся, делай то, что просят. Только казни…нет, прекрати это всё, как положено, — сказал он.
Трость загорелась и в свете её пламени красные радужки в чёрных глазах заблестели ещё ярче. Олег занёс пылающий клинок над грудью Карло, долго примерялся, чтобы сразу попасть в сердце, закрыл глаза и просто рухнул вниз. Движения чёткие и твёрдые. Как только остриё коснулось пола, Олег ударил по голове добермана, и тело Карло объяло буйное пламя. Силуэт проглядывался где-то в глубине огня как головка зажженной спички. Олег смотрел с безразличием на лице, словно там в глубине костра горят сухие ветки. Думал он, примерно, о том же, хотел убедить себя, заменить реальность хотя бы в своих мыслях. Иначе эмоции возьмут над ним контроль и огонь потухнет.
— Да, хорошо, Олег, всё хорошо, всё хорошо, ты большой молодец, — только и звучал в голове юноши голос Того, кто видит.
Сожжение длилось около десяти минут. Олег не мог больше терпеть, упал на колени и припечатал лоб к полу. Огонь вмиг потух, и на его месте осталась только чёрная трость, обращённая осуждающим изгибом бровей к своему хозяину. Олег скрёб ногтями по ветхому ковру, уткнувшись в него носом, и прилагал большие усилия, чтобы заплакать.
— Ты получил то, чего больше всего хотел, Олег. Слёзы лить бессмысленно, тем более у тебя это всё равно не выйдет.
Олег поднял голову и уставился в пустые глазницы резного добермана. Они смотрели на него сверху вниз и вызывали чувство лютой несправедливости. Юноша вскочил и схватил рукоятку, будто вцепился в шею пса, чтобы его придушить. Он не моргал и держал контакт глаз. Купол растворился, но Олег не сдвинулся с места в тёмной комнате, где его освещал лишь свет из спальни Марфы Петровны. Он сжал голову добермана со скрипом и опёрся на трость. Его лицо было серьёзным, а глаза сосредоточенно смотрели перед собой. Олег мирился с тем фактом, что так пройдёт вся его жизнь.
“Наш Христос — не Ваш Христос”
Письмо К.Н. Победоносцева к Л.Н. Толстому
Борис смотрел во двор из окна своей комнаты, он только проснулся, но у него всё никак не получалось придти в себя. Вчера хватило сил только, чтобы разуться, — неправильно: нажатием носка на пятку, — и рухнуть на кровать. Спал он крепко и снов не видел; юноша не хотел просыпаться все отведённые ему годы. В окне он увидел, как проезжали редкие машины, а пара дворников в оранжевых робах подметали дорожки самодельными мётлами. Небо затянула серая пелена с редкими просветами, а на покрытых пухлыми почками ветках деревьев скакали шустрые воробьи. Природа пробуждалась, и жизнь била ключом, а Борис не знал, хочет он такой жизни или нет.
Перед уходом на работу он зашёл к бабушке, её только недавно вернули из больницы. Она слабела с каждым днём, но обследования не давали никаких результатов. Борис отдал на лечение практически все заработанные деньги, но по-прежнему причины ухудшающегося здоровья оставались неизвестны. С врачом он беседовал по поводу диагноза, но его сознание не воспринимало слова доктора. Бабушке прописали капельницу, так стойка с бутылями стала постоянным спутником её кровати. Внук давал ей пару капель безина ежедневно, но они просто стекали по коже и скрывались в складках одеяла. Лицо старушки всегда было измученным и уставшим, хотя его цвет не изменился. Как только внук появлялся в комнате, она начинала говорить, но уже не так бойко как обычно. Борис каждый раз пытался заглушить этот слабый поток, чтобы бабушка не тратила зря немногочисленные силы.
— Доброе утро, Боря, побежал уже?
— Да, побежал. Не скучай тут.
Борис присел на край кровати и потрогал трубку капельницы и продолжил:
— Тётя Лида сегодня придёт? Покажешь ей, что я убрал раствор туда за кресло, чтобы солнце не грело.
— Да-да, она справиться. Боря, слушай, — бабушка вытянула шею, будто ей было больно глотать слюну, — слушай, улыбнись, пожалуйста.
Борис улыбнулся так, чтобы показать передние зубы. Он сузил веки и постарался зажечь в глазах хотя бы искру радости.
— Что ж с тобой твориться? — сказала бабушка, положила свою ладонь на лоб и закатила глаза, — Мне страшно, Боря, я за тебя боюсь — не сегодня-завтра помру. Ладно я, но тебе-то туда ещё рано.
— Я не наркоман, бабушка. Руки я тебе показывал несколько раз; если хочешь, я могу анализы сдать, лишь бы ты спокойна была. И вообще, куда ты так много говоришь? Береги силы.
— Берегу-берегу, что беречь-то, если толку от этого — шиш. Боря, я у тебя одна, ты береги меня.
— Откуда это: «Я у тебя одна, ты береги меня»?
— Тебе мама эту сказку часто рассказывала, сказку про звезду.
— Ладно, отдыхай. Я сегодня буду поздно, нужно помочь племяннику Дяди Рудольфа.
— Передавай привет. И аккуратнее там.
— Если не забуду.
Сегодня вечером Борис должен привезти Кирилла на встречу с Аристократом. По его мнению, ничего плохого ему не следует ожидать. Скорее всего, Аристократ захочет изучить этот случай подробнее, следовательно, убийство единственного подопытного кролика — это маловероятный исход.
Рабочий день шёл своим чередом, Борис старался не думать о том, как он сегодня вечером закинет Кирилла в пасть начальнику. Однако зачатки плана растрескались и осыпались осколками как стеклянное полотно, когда Аристократ в очередной раз позвал его в комнату отдыха и сказал, что хочет сегодня вызвать Виктора на
