Дело о сгоревших сердцах - Лариса Куницына

Над Сен-Марко ночью разразилась гроза. В небе бесконечно грохотал гром, оно озарялось яркими белыми вспышками молний, которые пронзали длинными ветвистыми стрелами тяжёлые низкие тучи. На улицы и крыши города низвергались реки дождя, которые неслись по мостовой бурными потоками, собирая с неё весь скопившийся мусор и закручивая его в тугих воронках на краю водостоков.

В этот час маленькая комнатка секретаря Монсо в доме барона де Сегюра тонула в полумраке, который отважно, но безуспешно пыталось разогнать пламя свечи, стоявшей на узкой конторке. Вдоль стен высились шкафы, на полках которых ровными рядами размещались книги, стопки аккуратно сшитых рукописей и пухлые папки с документами. Сам Жерар Монсо сидел за конторкой, его быстрое перо скрипело по бумаге, выводя красивые буквы, складывающиеся в ровные строчки. Ему не хотелось идти в свою маленькую комнатку под крышей, где было сыро и промозгло. Впрочем, и здесь от окна, зашторенного тяжёлыми гардинами, тянуло влажным холодом, ровный шум дождя наполнял комнату, по жестяному карнизу с грохотом барабанили тяжёлые капли, но всё это тонуло в оглушительных раскатах грома, которые один за другим прокатывались из края в край, охватывая весь город. Сквозь узкую щель он видел белое сверкание молний, и каждый раз вздыхал и поправлял на плечах старую накидку, подбитую полысевшим мехом.

Его глаза устали и спина затекла, а тут ещё пламя свечи заколебалось и с треском осело. Ему пришлось отложить перо, чтоб достать с полки маленькие щипцы и снять нагар, и снова стало немного светлее. Где-то наверху раздался раскат грома, и он невольно вжал голову в плечи и покосился на потолок, а затем уловил сбоку движение и, наконец, заметил, что дверь в кабинет хозяина открыта, и сам он стоит на пороге, задумчиво глядя на секретаря.

— Почему вы ещё здесь? — спросил барон и, подойдя к окну, отодвинул гардину, украшенную запылённой бахромой. Яркая вспышка озарила его лицо и отразилась в светлых глазах. — Что за ночь?.. — пробормотал он устало.

— Я не припомню такой грозы, — заметил Монсо, выпрямляя уставшую спину.

— Я помню, — тихо и задумчиво произнёс барон, глядя на улицу. — Именно такая гроза непрерывно грохотала в Восточных скалах на подступах к Грозовой горе. Там было страшно… Когда мы шли к замку Повелителя теней, нам казалось, что мы идём прямо в ад. Мне пришлось идти туда дважды.

Монсо поднял на него внимательный взгляд и, немного помолчав, произнёс:

— Говорят, что та гроза была бесконечна, но эта однажды закончится.

— Надеюсь, что так… Идите спать, Монсо. Уже поздно и слишком темно, чтоб корпеть над бумагами.

— Я хотел закончить отчёт о расходах, ваша светлость. Уже утром его нужно будет передать в казначейство.

— Подождут. Идите, я велел слугам растопить печурку в вашей комнате и оставить рядом несколько поленьев.

— Благодарю вас, ваша светлость, — прочувствованно произнёс секретарь и положил перо на подставку. — Вы очень добры.

— Может быть, — голос барона звучал глухо, он продолжал смотреть на улицу. — Хотя на самом деле я подумал о том, что если вы простудитесь и сляжете, мне придётся тратиться на лекаря и самому заканчивать отчёт.

Монсо чуть заметно улыбнулся и закрыл крышечкой чернильницу, после чего аккуратно сложил исписанные и чистые листы бумаги и убрал их в папку. Он встал и какое-то время нерешительно смотрел на хозяина.

— Вам не спится? — осторожно спросил он.

— Эта ночь… — вздохнул барон. — Она навевает слишком много мрачных воспоминаний.

— Да, ночь недобрая… — согласился Монсо и, подойдя к окну, тоже выглянул на улицу.

Там ничего не было видно. По мутному стеклу струились потоки дождя, и эту зыбкую стену то и дело озаряли белые вспышки.

— Сегодня случится что-то плохое, — проговорил барон и вздрогнул, словно сам испугался этой мысли. — Идите к себе, Монсо. Такую ночь лучше переживать в тепле и покое.

— А вы?

— Я буду ждать баронессу. Она ещё вечером ушла в Храм святой Лурдес на поминальное бдение. Придворные дамы всегда сопровождают туда королеву Элеонору, когда она скорбит над могилой супруга. Сегодня как раз годовщина их свадьбы… Она должна была уже вернуться, но её всё нет. Я не усну, пока она не вернётся домой.

— Может, составить вам компанию? — заботливо спросил Монсо, но барон покачал головой.

— Я хочу побыть один. Если меня обступают призраки, то я предпочитаю смотреть им в лицо. Я пойду в гостиную, налью себе бокал вина и сяду у камина. Лучше смотреть на огонь, чем на потоки холодной воды.

Он опустил гардину. Монсо поклонился и удалился прочь, а Марк, взяв с его конторки свечу, отправился вниз, где в небольшой уютной гостиной на первом этаже слуги растопили камин. Спускаясь по широкой лестнице, он смотрел в круглое окно над дверями, и видел всю ту же колышущуюся пелену, подсвечиваемую вспышками молний. Свернув в нижнем зале направо, он уловил сбоку под лестницей какое-то движение и хмуро проворчал: «Проклятые крысы!» Однако, уже почти дойдя до порога гостиной, он замер, прислушиваясь. Это были не крысы. Из-под лестницы доносилось едва слышное всхлипывание, и он, быстро вернувшись, наклонился, чтоб заглянуть под ступени.

Неровный рыжеватый свет выхватил из темноты маленькую, скорчившуюся в самом углу фигурку. Кудрявый малыш в длинной рубашке с оборочкой сидел там, прижимая к груди потрёпанную куклу, сшитую из старых юбок.

— Валентин? — нахмурился барон, и уже хотел по привычке пристыдить пасынка за боязливость, недостойную отважного рыцаря, коим тому надлежит быть, но в последний момент слова зависли у него на языке. Он вдруг вспомнил, как будучи ребёнком, искал защиты от своих страхов у отца, и тот, совсем ещё молодой человек, никогда не упрекал его за это, а просто брал на руки и прижимал к себе. — Иди сюда, мой мальчик, — мягко позвал его барон, и малыш быстро выполз из своего укрытия и, обняв отчима за шею, прильнул к его груди.

Пламя весело плясало на почерневших поленьях, распространяя вокруг радостный рыжий свет и живительное тепло. Даже шум дождя и грохотание грома теперь казались более далёкими и уже не так тревожили. Марк сидел в кресле у камина и задумчиво смотрел на огонь, обнимая уснувшего у него на коленях Валентина. Он то и дело поглядывал в окно, размышляя, не отправить ли слуг в Храм святой Лурдес. Он тревожился о Мадлен, хотя понимал, что в такую