Copyright © Lauren Beukes, 2013
© Елена Суринова, перевод, 2015
© Дарья Кузнецова, иллюстрация, 2015
© ООО «Издательство АСТ», 2015
* * *
Он сжимает в кармане спортивной куртки маленькую фигурку оранжевой пластмассовой лошадки, которая от потных ладоней становится влажной. Для середины лета он одет слишком тепло, но взял себе за правило для таких случаев надевать специальную, рабочую одежду – джинсы обязательно. Он идет твердыми широкими шагами, как человек, спешащий по делам, несмотря на искалеченную ногу. Харпер Кертис лентяем никогда не был. И время не ждет. Почти никогда не ждет…
Девочка сидит на земле, скрестив ноги; ее голые коленки – белые и острые, похожие на обтянутый кожей птичий череп, – покрыты зелеными пятнами от травы. Услышав шорох гравия, она на секунду поднимает глаза. Он лишь успевает рассмотреть их цвет под шапкой густых спутанных волос – карие. Она тут же теряет к нему интерес и возвращается к игре.
Харпер разочарован. Приближаясь к девочке, он живо представлял себе, какие, должно быть, у нее пронзительно-синие глаза, словно вода на середине большого озера, вдали от невидимых берегов, где кажется, что ты в открытом море. А коричневый – цвет мутный, как жижа у берега, даже грязи на дне не разглядеть.
– Что ты делаешь? – Харпер старается, чтобы вопрос прозвучал естественно и непринужденно.
Он садится на корточки в лысоватый коврик травы рядом с девочкой. Да, таких волос у детей он еще не видел! Такое впечатление, что ее только что выбросило из пылевого смерча, где она кружилась в потоке всевозможного мусора, который теперь валялся на земле рядом. Какие-то ржавые консервные банки и сломанное велосипедное колесо с торчащими в разные стороны спицами. Девочка не отвечает: ее внимание занимает чашка. Та стоит перед ней вверх донышком; у нее отколоты края, а золотистые цветочки у ободка почти утопают в траве. Все, что осталось от ручки, – два коротеньких пенечка.
– К тебе пришли гости на чай? – Он еще раз пытается завязать разговор.
– Никакой это не чай, – бубнит девочка в округлый воротничок своей клетчатой рубашки.
«Дети с веснушками не должны быть такими серьезными, – проносится у него в голове. – Это им совсем не идет».
– Ну и хорошо. В любом случае, я предпочитаю кофе. Девушка, будьте добры мне чашечку. Черный и три сахара, пожалуйста. – Он протягивает руку к перевернутой вверх дном чашке, и девочка вдруг с криком резко ударяет его по руке. Из-под чашки доносится сердитое густое жужжание.
– О, господи! Что это?
– Это вам не чай, а цирк!
– Правда? – Он пытается сработать под простачка, растягивая губы в невинной глуповатой улыбке. А рука от удара горит…
Она смотрит на него с подозрением. Но не из-за того, что не знает, кто он и что может сделать с ней. Просто сердится на непонятливого незнакомца. Он приглядывается повнимательнее, и до него доходит: это же арена цирка. Вот большой круг очерчен пальцем в мягкой пыльной земле; сплющенная соломинка для сока, лежащая на банках из-под кока-колы, – натянутый канат; спущенное велосипедное колесо, прислоненное к кусту, подпертое камешком, чтобы не съезжало, превратилось в колесо обозрения, и там сидят пассажиры – вырванные из журналов фигурки людей, воткнутые между спицами.
Кстати, камешек этот прекрасно впишется в его ладонь. И велосипедная спица легко пройдет через глаз девочки, будто через мармеладку. Он крепко сжимает пластмассовую лошадку в кармане. Ритмичное низкое жужжание, доносящееся из-под чашки, отдается в каждом позвонке и вызывает тянущее напряжение в паху.
Чашка начинает потихоньку сдвигаться в сторону, и девочка крепко прижимает ее руками к земле.
– Але-хоп! – Она смеется, прерывая долгое молчание.
– Вот уж действительно «але-хоп»! У тебя кто там, лев? – Он слегка задевает ее плечом, и на ее нахмуренном лице вдруг вспыхивает мгновенная легкая улыбка. – Значит, ты укротительница? Твой подопечный будет прыгать через горящие кольца?
Она усмехается, крапинки веснушек на щеках сливаются в пятнышки покрупнее, и обнажаются ослепительно-белые зубы.
– Неа, Рейчел не разрешает мне играть со спичками. После того раза…
Один резец у девочки неровный, слегка находит на соседний зуб. Благодаря этой улыбке теперь и глаза перестают напоминать стоячую мутную воду, в них появляется живая искорка. Он даже чувствует легкое головокружение. Напрасно он сомневался на ее счет! Она как раз то, что надо. Одна из них, его сияющих девочек.
– Я – Харпер, – еле сдерживая дыхание, произносит он и протягивает ладонь для рукопожатия. Ей приходится перехватить руку на донышке чашки.
– А вы незнакомец?
– Так ведь уже нет, правда?
– Я Кирби, Кирби Мазрачи. Но, когда я вырасту, все будут звать меня Лори Стар.
– Это когда ты будешь в Голливуде?
Она подвигает чашку к себе, чем вызывает очередной приступ возмущения у жука, и Харпер понимает, что допустил ошибку.
– А ты точно не незнакомец?
– Я же имел в виду цирк! Кто у нас Лори Стар? Летающая акробатка? Наездница на слоне? А может быть, клоун? Или усатая дама? – Он подкручивает пальцами воображаемые усы.
Слава богу, она хихикает: «Не-а-а-а-а».
– Укротительница львов? Метательница ножей? Глотательница огня?!
– Я буду канатоходцем. Уже тренируюсь! Хочешь посмотреть?
Она стала подниматься.
– Погоди-ка, – его вдруг охватывает отчаяние. – Можно посмотреть на твоего льва?
– Вообще-то это не лев.
– А может, ты и сама не знаешь? – Он погрозил пальцем.
– Ну ладно, только осторожно! Чтобы он не улетел. – Она на самую малость приподнимает край чашки.
Харпер прижимается головой к земле и скашивает глаза, пытаясь заглянуть внутрь. Запах смятой травы и черной земли успокаивает. Под чашкой кто-то движется: мохнатые лапы, что-то желтое с черным. В отверстии между краем чашки и землей показываются антенки усиков. Испуганно вскрикнув, Кирби резким движением крепко прижимает чашку к земле.
– Да это же огромный шмель-старикан, – он снова садится на корточки.
– Знаю! – с гордостью отвечает девочка.
– Уж больно он сердитый.
– Мне кажется, он не хочет выступать в цирке.
– Хочешь, я тебе что-то покажу? Чтобы ты поверила мне.
– Что?
– Тебе нужен канатоходец?
– Нет, я…
