Роман «Колесо в заброшенном парке» молодых московских авторов Бориса Тараканова и Антона Федорова явно выделяется из привычной нам всем современной художественной литературы. В своем новом фантастическом произведении, рассказывая читателю интересную и запутанную историю, авторы затрагивают сложнейшие вопросы жизни человеческой — от строения Вселенной до детской обиды на несправедливость взрослого мира. Результатом их кропотливой работы стала местами причудливая изысканная проза, полная приключений, фантастики, остроумия, любопытных исторических экскурсов и неожиданных человеческих откровений, написанных в литературной традиции, восходящей к творчеству Владислава Крапивина.
Борис Тараканов и Антон Федоров — писатели новой формации. Каждый из них, кроме экономического и технического, имеет еще и высшее музыкальное образование с богатой дирижерской практикой. Поэтому не удивительно, что роман «Колесо в заброшенном парке» родился на стыке сразу нескольких направлений: фантастики, детектива, музыкологии, философии и неформальной педагогики… В романе тесно переплетается реальное и нереальное. Поэтому жанр «Колеса…» я определил бы как реалистичную фантастику, раскрывающую то самое очевидное невероятное, что обязательно возникает в обыкновенной, реальной, нашей с вами действительности — когда следы фантастических событий вдруг проявляются в деталях обычной повседневности. И тогда становится непонятным, в каких пропорциях распределились реальность и собственно фантастика.
Роман «Колесо в заброшенном парке» и развлекает, и учит. Учит дружбе, преданности, любви к ближнему, вере в Добро, заботе о тех кого приручил… Он привлекает внимание к хорошему литературному слогу, здоровому юмору и… высокой музыке — мало кто из прочитавших роман не захочет послушать сочинения его главного героя — итальянского композитора XVIII века Антонио Виральдини, а то и сыграть их. Ради последних авторы пошли на беспрецедентный для современной фантастики шаг, разместив в конце книги звуковой компакт-диск и небольшое нотное приложение. Уверен, что читатель по достоинству оценит это оригинальное воплощение важной авторской идеи, равно как и великолепные иллюстрации знаменитой художницы Евгении Стерлиговой, которыми инкрустирована книга.
Андрей Щербаков, академик, профессор, доктор наук, писатель, поэт.
Борис Тараканов, Антон Федоров
КОЛЕСО В ЗАБРОШЕННОМ ПАРКЕ
Владиславу Петровичу Крапивину, открывшему авторам Дорогу, посвящается.
Часть первая
ЗЕМЛЯНИКА НА ШПАЛАХ
Москва, май 2005 года
— Ненавижу кросс, — с бессильной яростью бормотал Бурик, — ненавижу!..
Дыхание давно сбилось, Бурик делал короткие неритмичные вдохи и сразу же выдыхал. Неподготовленный к таким нагрузкам организм, получив очередную порцию воздуха, тут же требовал следующую.
Организму и в самом деле было плохо. Ноги были даже не ватные — они затвердели в неестественно полусогнутом положении бегуна и мелко тряслись, и странно было, как это Бурику удается их переставлять. Глаза неподвижно и бессмысленно уставились в одну точку примерно в полутора метрах впереди. Перед ним текла бесконечная полоса гравия. В боку нещадно колотило и кололо, волосы на голове слиплись, мокрые пряди то и дело лезли в глаза.
— Господи, сколько ж еще бежать-то?.. Только четвертый круг начался. Значит, осталось… больше шести… Нет, я столько не выдержу!.. Как я ненавижу этот бег!..
Бурик действительно был мало приспособлен для бега на длинные дистанции. Впрочем, нельзя сказать, что на короткие ему не было равных. Бурик весил пятьдесят шесть килограмм, и был… нет-нет, не толстым — зачем же так? — упитанным. Ну и что такого? С кем не бывает? Это вовсе не повод, чтобы давать разные обидные клички вроде «Бурдючка» и… ну и прочих в том же роде.
Саша Буркасов в свои неполные двенадцать лет имел гордость и откликался только на «Бурика», решив для себя раз и навсегда, что это прозвище образовано от фамилии и не несет в себе никаких обидных намеков.
Физкультурным мероприятиям Саша предпочитал усидчивые виды деятельности. Поэтому уроки «физры» Бурик по мере сил игнорировал, вовремя добывая различные справки из поликлиники или, на худой конец, записки от мамы. Но сегодняшний день сложился неудачно. Физкультура была сразу после итальянского. Справки у Бурика не было, и он решил просто потихоньку свалить. Однако физкультурница его заметила.
— А ты, Буркасов, куда? Опять записка от мамочки? Нет? Ну-ка бегом в раздевалку! Сегодня занятие на стадионе…
«Ненавижу занятия на стадионе. Пыль, жара — тьфу, гадость… Всякие прыжки в длину-ширину-высоту… подтягивания… Но бег больше всего ненавижу! Тупое топтание по кругу… Ох, не могу больше!» — У Бурика кружилась голова. Хотелось остановиться и сделать глоток воды. Даже и не надо воды — просто остановиться и перевести дух, присесть или согнуться, чтобы унять колотье в боку…
Бурик задумался — что он еще ненавидит.
«И эту физручку нашу… как бишь ее? Забыл даже… а, Римма Сергевна… тоже ненавижу. С этим ее дурацким секундомером. Ей-то хорошо, она на месте стоит… Так, пробежали мимо нее, значит, это четвертый круг был… или пятый?.. ч-черт, сбился… но осталось столько же, если не больше… умереть можно!..»
Бурику на секунду показалось, что он на самом деле умирает. В глазах потемнело, тело утратило чувствительность, боль моментально прошла — а он продолжал бежать, непонятно где… Словно оттолкнувшись от порога привычного мира, он вдруг помчался по каким-то незнакомым пространствам. Несколько неясных картин мелькнуло перед ним — и вдруг впереди оказалось залитое солнцем снежное поле, до того яркое, что Бурик зажмурился. Но испугаться он не успел, и даже мысли его оставались прежними:
«…Лыжи тоже ненавижу. Это даже еще хуже — в шапке и тяжелой куртке ужасно жарко, а пальцы в ботинках отмерзают… Римма орет на весь парк, и изо рта у нее идет пар… смотреть противно… Хорошо, что сейчас не зима…»
Когда Бурик открыл глаза, он вновь увидел дорожку из гравия и Римму Сергеевну с секундомером.
«Да как же так?! — возмутился Бурик. — Откуда Римма опять тут взялась? Я же только что мимо нее пробежал…»
И вдруг Бурик осознал еще одну странность — впереди не было спин одноклассников, исчезла черная майка Женьки Ивашкина с издевательской надписью «Имидж — ничто, жажда — все», которая появлялась перед глазами всякий раз, когда Бурик отрывал взгляд от гравия под ногами.
