Максим Дегтярев
Привилегия
Каждый день с восьми до девяти вечера Рудольф смотрел новости. Когда его жена Клара замечала, что муж снова включает телевизор, она демонстративно усаживалась перед компьютером и загружала Интернет. Стол с компьютером стоял в противоположном углу комнаты, они сидели другу к другу спиной, до жены доносился голос диктора, до Рудольфа ― озлобленное щелканье клавиш. Примерно чрез три минуты она просила приглушить громкость. Рудольф беспрекословно подчинялся. Дальше происходило приблизительно следующее.
«Во время терракта в метро погибло тридцать человек», ― говорил, к примеру, диктор. На экране двое спасателей задвигали окровавленные носилки в уже заполненную машину «скорой». Внизу, примостившись у колеса, врач делал искусственное дыхание пожарному, наглотавшемуся дыма. На заднем плане другие пожарные тянули в подземный переход заведомо короткий шланг. Кто-то кричал, что в гидранте нет воды и надо вызвать машину с цистерной.
«Тридцать семь», ― поправляла диктора Клара, просматривавшая в это время какой-нибудь новостийный сайт. При этом она многозначительно хмыкала.
На экране телевизора появлялись дымящиеся руины.
«Из-под завалов торгового центра удалось спасти пятерых», ― комментировал диктор.
«Одного, и то в коме», ― говорила Клара и ругала Интернет за то, что тот медленно работает.
«Поэтому у него меньше выходит», ― отвечал Рудольф. И тогда Клара оборачивалась, чтобы смерить его спину уничижительным взглядом. Ни за чем иным она никогда не оборачивалась.
Тем временем диктор переходил к новостям экономики.
«За неспособность справиться с экономическим кризисом правительство в полном составе было отправлено в отставку».
«Второе за этот год, ― уточняла Клара, пользуясь все тем же источником, ― наворовали, и хватит, дайте наворовать другим».
Прогноз погоды предрекал наводнение на юге страны.
«Опомнились, ― язвила Клара, ― уже пятьдесят человек утонуло!»
Ровно в девять Рудольф выключал телевизор, минутой ― двумя позже Клара покидала Интернет. Напоследок она бросала замечание, что как всегда ни один иностранный сайт не доступен. Об иностранных телепрограммах, газетах и журналах и говорить не приходилось.
Рудольф подходил к окну и смотрел на закат. Проткнутое шпилем колокольни, солнце медленно сдувалось, удлиняя тени, погружая их тихую улицу в розоватый сумрак.
«Взойдет ли оно завтра», ― думал Рудольф о солнце, и перед его глазами возникал заголовок главной завтрашней новости: «Солнце сегодня не взошло и больше никогда не взойдет». А он этим утром купил новые солнцезащитные очки. Зачем? Разве не приятно смотреть на солнце?
«Ну, она-то никуда не денется, ― подумал он о луне, когда уголок ее молодого серпа появился над зданием городского совета. ― Разве что добавится двоеточие».
Но пока неприятности обходили их городок стороной. Может и солнце в каждом городе свое, для кого-то оно восходит, для кого-то уже нет.
«Доберутся и до нас», ― поговаривали в конторе, где он работал. Когда именно это произойдет, строились самые разные предположения. Рудольф не любил участвовать в их обсуждении.
В один из последних дней августа к ним приехал дальний родственник; ни Рудольф, ни Клара никогда о нем раньше не слышали. На старике было теплое пальто, вязаная шапочка и туристические башмаки, в разной степени стоптанные, ― так, словно его правая нога прошла второе больше, чем левая. О своем родстве старик сообщил таким образом, что каждый из супругов решил, что гость является родственником другого, и никому из них не пришло в голову переспрашивать. Двоюродный дядя жены (так условно определил его Рудольф) сказал, что он у них проездом и что назавтра он, конечно же, уедет. Клара, не высказав по этому поводу ни радости, ни огорчения, приготовила ему спальню над гаражом.
―Ты обратила внимание на его ботинки? ― спросил ее Рудольф.
―Обратила. Иначе и не могло быть в нашем искривленном мире, ― ответила Клара.
Как обычно, в восемь часов вечера Рудольф включил телевизор. Старик уселся рядом, он с недоумением посмотрел, как хозяйка устраивается к ним спиной и загружает компьютер, но промолчал.
Передавали военные сводки: вот уже два года шла кровопролитная война на границе с Усканией. Корреспондент сидел на искореженном корпусе танка и говорил, что число убитых и раненых в этой войне уже перевалило за пять тысяч и конца этому не видно.
«Десять», ― вставила Клара.
Сотни тысяч беженцев заполнили палаточные лагеря в приграничных провинциях, им не хватает питьевой воды и элементарных медикаментов.
«Поэтому четверть из них давно погибла. И каждый день уносит еще по сотне человек, половина из которых ― дети».
Родственник отвечал на каждую реплику поворотом головы. Мгновение он рассматривал Кларин затылок, затем переводил взгляд на Рудольфа. Тот, безо всякого выражения на лице, смотрел в экран. Еще через мгновение туда же направлял свой взор и родственник.
Один раз ― видимо, специально для гостя ― она добавила к фактам суждение:
―Нам никогда не скажут всей правды!
Теперь они встретились взглядами, и родственник счел, что промолчать будет не вежливо.
―Никогда, ― сказал он, ―за одним исключением.
―За каким? ― в один голос спросили Рудольф и Клара.
―Приговоренный к смертной казни имеет право узнать правду. Это его привилегия ― привилегия приговоренного.
―Мы все приговоренные, ― сказала Клара, ― следовательно, у нас у всех есть право знать правду.
―Вы это точно знаете? ― спросил Рудольф.
―Точно, ― ответил родственник.
После новостей он удалился к себе в комнату. Рудольф подошел к окну. Солнце уже закатилось, стояли уютные августовские сумерки. Соседка из дома напротив вышла в сад, чтобы выключить поливальную машину. Она что-то сказала качавшейся на качелях девочке, и девочка ушла в дом. Наверное, она сказала, что пора укладываться спать. Зеленщик с громким стуком запирал лавку.
«Клара права, ― размышлял Рудольф, ― так или иначе, мы все уже приговорены. И я, и она, и этот старик, и та девочка».
Рано утром, когда хозяева еще спали, родственник уехал.
В этот же день в контору Рудольфа позвонил неизвестный и сказал, что в здании заложена бомба. Служащие тотчас выбежали на улицу. Приехавшая полиция оцепила квартал. Потом приехали саперы, они обыскали здание, но ничего не нашли.
«Это только начало», ― поговаривали вокруг Рудольфа. Никто не захотел возвращаться в контору. Когда Рудольф заметил, что остался на улице один, он тоже отправился домой.
