Вилли Конн - Шкатулка с поцелуями

— Плевать я хотел на ваши ограбления и наркотики. Они меня больше не интересуют. «Шкатулка с поцелуями»! Где она? — король гангстеров Бруно Капельяно[1] раздражено помешал золотой ложечкой черный, как его душа, кофе.

— Босс, у меня неважные новости, — Джек Горилла,[2] огромный свирепый негр, заерзал на стуле, отчего он запищал придавленной мышью.

— Не ломай мою мебель, парень, выкладывай все как есть.

— Босс, в мое дело вмешался этот сумасшедший полицейский — Норман.[3]

— Что? Майк Норман? — золотая ложечка, звякнув, упала на блюдце. Тело гангстера стало холодным и мокрым, как пол в аду.

Бандиты умолкли. Обоим было что вспомнить. В памяти Капа возник монстр с НЛО, искрошивший половину его людей, а в костях нефа шевельнулась застрявшая там пуля детектива.

— Босс, этот мерзавец перестрелял наших ребят больше, чем вся нью-йоркская полиция. Ему давно пора на тот свет. Отдайте его мне, босс!

— О’кей, Горилла! Легавый твой. Но сначала я хочу получить «шкатулку с поцелуями».

— Будьте спокойны, босс, Джек-Горилла знает свое дело, — гангстер поцеловал вороненый ствол автоматического пистолета с лазерным прицелом и с мрачной усмешкой опустил его в кобуру.

Костюмы мужчин были строги, как мысли католического пастора. Их лица не выражали ничего. И только белые, как зубы мертвеца, костяшки пальцев, вцепившиеся в одинаковые атташе-кейсы, выдавали их волнение — впервые Совет директоров этого престижного банка в полном составе нанесет визит в Управление полиции.

— Господа, — Гарольд Райли, президент банка, обвел присутствующих строгим взглядом, — речь идет о невиданном мошенничестве. Его механизм настолько же прост, насколько ужасен: люди берут у нас в кредит миллионы долларов, после чего кончают жизнь самоубийством. Взятые ими деньги бесследно исчезают, как будто они берут их с собой в преисподню. Наш банк на грани краха. Вы, конечно, понимаете, какая судьба ждет тысячи вкладчиков, доверивших нам свои сбережения. Их надежды обращены к вам, доблестным полицейским Нью-Йорка…

— Спасибо за комплимент, мистер Райли, но будет лучше, если вы сообщите нам что-либо конкретное, — перебил президента начальник полиции Морли.

— К сожалению, нам известно очень немного. Один из самоубийц, неудачно бросившийся под поезд, протянул около часа в реанимации. По словам врачей, в бреду он говорил о какой-то «шкатулке с поцелуями». И еще, к нам только что обратился за кредитом некто Ромул Кравински.

При упоминании этого имени Майк Норман, сидевший поодаль от шефа полиции, невольно вздрогнул.

— …У нас есть основания полагать, — продолжил между тем президент, — что мистер Кравински — будущий самоубийца. Поэтому он пока не получил от нас ни одного доллара…

— Деньги придется дать, — тихо произнес Майк, однако его голос прозвучал не менее убедительно, чем голос грабителя в подворотне.

Президент растерянно замолчал.

— Мистер Норман хотел сказать, — Морли метнул в сторону Майка испепеляющий взгляд, — что это даст нам ниточку, потянув за которую, мы распутаем весь клубок.

— В самом деле? Вы так уверены в успехе? — президент улыбнулся блаженной улыбкой человека, нашедшего в кармане затерявшийся четвертак.

«Чем глупее фермер, тем крупнее картофель, не потому ли этим денежным тузам так везет?» — подумал Норман, имея в виду, что еще неделей раньше он занялся этой зловещей «шкатулкой с поцелуями», которую следовало назвать «шкатулкой смерти».

Выпроводив банкиров, шеф полиции по привычке закинул ноги на стол.

— Норман, вы хороший полицейский, но ничего не смыслите в бабах, — Морли расстегнул мундир, выпуская на волю свое внушительное брюхо, как выпускают из-за пазухи жирного кота. — Когда будете весить столько, сколько я, вы поймете, что такое тонкая талия и маленькая упругая женская попка. Я готов задушить вас, Норман, за то, что вы не желаете уложить в постель мою секретаршу, в то время, как я только об этом и мечтаю.

— Сэр, вы не справедливы, я действительно не хотел укладывать Монику в свою постель, но зато я уложил ее в вашу. Не моя вина, сэр, что вы оказались таким мудаком.

— Но, но, Норман! Не забывайтесь, — миролюбиво прорычал Морли, словно пес, которого в шутку дергают за хвост. — Если ваш начальник говорит, что вы ни черта не смыслите в бабах, вы должны ответить: «Да, сэр!».

— Я очень изменился за последнее время, сэр.

— Слышал, слышал. Говорят, вы стали настоящим американским Дон-Жуаном. Сейчас мы это проверим. Но имейте в виду, когда моя секретарша вам надоест, вы передадите ее мне из рук в руки, как стодолларовую ассигнацию, Моника! — шеф нажал кнопку и уставился на дверь, как на экран эротического «видика».

Сначала появились стройные пухленькие ножки, потом нечто, делающее их существование целесообразным, затем тоненькая осиная талия и над всем этим, словно восходящее солнце, клубнично-алые губы, не знавшие косметики.

— О, Моника! Вы великолепны! — забыв о существовании Морли, Майк поднялся навстечу секретарше и попытался поцеловать ей ручки.

Но девушка неожиданно отстранилась.

— Мистер Норман, вы находитесь в приемной начальника полиции, а не на студенческой вечеринке, — лицо Моники залила краска стыда и ненависти.

«Черт возьми, неужели это та девчонка, которая голяком пролежала всю ночь рядом со мной, надеясь, что я ею воспользуюсь?»[4]

Майк ошалело взглянул на неприступную секретаршу, и тотчас в его глаза начали влетать маленькие желтые чертики, которые только и ждут подобного момента в жизни мужчины, чтобы вдоволь покуражиться над ним.

— Браво, Моника, — просиял Морли, — так и надо этим полицейским ловеласам! Теперь я с чистой совестью передаю вас в распоряжение Нормана. Уверен, он не сумеет воспользоваться служебным положением в своих сексуальных интересах. Итак, Моника, вам двоим поручается расследование банковской аферы. Эту операцию мы назвали «Шкатулка с поцелуями».

— Слушаю, сэр! — с каким-то жестоким удовлетворением ответила секретарша.

В это утро Ромул Кравински[5] испытал чувство, не имевшее ничего общего с тем, что ему дали автогонки, каратэ и даже служба в полиции. Он испытал то, что выпадает на долю человека, ткнувшего палкой на огороде и увидевшего перед собой нефтяной фонтан. Среди кучи ненужных бумажек, которые, подобно мутным волнам Гудзона, принесла ему почта, он увидел приглашение банка.