Крики немедленно прекратились, только ребёнок по-прежнему плакал, не меняя тон. Послышался шум возни, скрип мебели и топот пробежек трусцой. Лера подождала с полминуты и нажала на звонок ещё раз. На пару секунд шум усилился, и дверь, наконец, открылась. За ней показалась женщина лет пятидесяти, в длинном синем платье из лёгкой ткани, с короткими каштановыми волосами, стройная и осанистая. Позади неё стояла другая — платиновая блондинка чуть старше Леры, тоже стройная, но слегка сутулая, с узкими бёдрами и непропорционально большой грудью, в светло-голубых джинсах и белой обтягивающей кофточке с розовым котёнком на принте. Лера отметила разительное сходство этих женщин: острые правильные черты лица, орлиные носы, зелёные глаза и аристократическое безэмоциональное выражение. Александр — или тот, кто себя так называл — был совершенно на них не похож. Лера переступила порог.
— Лидия Александровна, здравствуйте. Мы вчера говорили с вами по телефону.
— Да, мы вас ждали, Валерия…
— Тимофеевна. А вы, должно быть, супруга Александра… — обратилась Лера ко второй женщине.
— Да, ответила та, — Меня зовут Анна Филипповна
Плач ребёнка начал стихать. Видимо, младенец устал. Лера осмотрелась вокруг. Прихожая была перегружена новенькой, но очень плохо собранной мебелью. Створки двух платяных шкафов не сходились друг с другом, а кривовато торчащие ящики явно не закрывались до конца. Под потолком висела огромная массивная люстра с одной ввёрнутой лампочкой из пяти. Напротив входа, по обеим сторонам от обклеенной яркими аппликациями двери, стояли два одинаковых комода, уставленных какими-то статуэтками. Правый немного покосился, а из-за приоткрытой дверцы левого виднелась куча тканевого хлама, едва не выпадающая наружу. Справа от комодов висели полоски пёстрой ткани, судя по всему загораживающие проход в коридор. Между ними и входной дверью стояли несколько декоративных, но потёртых вешалок с кучей одежды, в том числе летней. На противоположной стене висело ростовое зеркало, а по обеим сторонам от него — с десяток икон. Лера никогда не видела столько икон в квартире в одном месте. Она вообще не видела столько икон. И всё, кроме них — шкафы, комоды, вешалки, люстра, даже розовые обои на стенах — было обклеено вырезанными из цветной бумаги цветами, листьями и лепестками. Здесь было невероятно тесно, а глаза не знали, за что в этом буйстве цветов и деталей зацепиться.
— Проходите, пожалуйста, — Лидия Александровна открыла дверь с аппликациями, — Обувь и пальто оставьте на вешалках.
За дверью оказалась гостиная, по убранству напоминающая прихожую. Слева была мебельная стенка, тоже плохо собранная, а вдоль правой стены располагался диван, покрытый узорчатым чехлом. Окно напротив входа закрывали тяжёлые шторы, а освещалась комната люстрой, ещё более массивной, чем в прихожей, с двумя рабочими лампочками из пяти. Бумажные цветы также покрывали стены и мебель вокруг двери, но они постепенно пропадали ближе к окну. А над диваном тоже висели иконы, и их было ещё больше, чем в прихожей, двадцать или тридцать. Посреди комнаты стоял массивный и с виду старый деревянный стол, а вокруг него — шесть стульев, за один из которых Лидия Александровна и предложила Лере сесть. Сама она опустилась напротив, Анна же расположилась на диване.
— И так, — начала Лидия Александровна, можно узнать, что именно вас интересует, и какую роль в этом деле вы всё-таки играете?
— В центре психического здоровья находится человек, называющий себя вашим сыном, и я занимаюсь его случаем…
— Мне говорили об этом. Но феноменом того человека занимается психиатр-мужчина… как же его зовут…
— Владимир Захарович, — догадалась Лера по слову "феномен", — Я его помощница.
— Да, Владимир Захарович, точно. Он не говорил о вас, но раз вы от него, я могу ответить на ваши вопросы, хотя не понимаю, в чём тут смысл. Александр погиб в аварии два года назад.
— Вы уверены в этом? По моим данным отпечатки пальцев пациента совпадают с отпечатками вашего сына.
На лице Лидии Александровны отразилось изумление.
— Нас с Аней приглашали на опознание трупа. Это был он…
— И на похоронах вы видели его тело?
Женщина смутилась. Заметив это, в разговор вступила Анна:
— Мы не были на похоронах.
— Можно поинтересоваться, почему?
— Потому что он был домашним тираном. Он неоднократно наносил нам телесные повреждения.
— Это долго продолжалось?
— Почти с самой свадьбы.
— А вы помните примерно, сколько раз это было?
— А какое это имеет значение? — спросила Лидия Александровна.
— Это важно для понимания его психического состояния.
Лера чувствовала, что эти женщины не очень хотят рассказывать секреты их семьи, и не видят веских причин для этого. Их надо было замотивировтаь.
— Понимаете, в чём тут дело. Есть версия, что Александр жив. Его отпечатки совпадают с отпечатками сумасшедшего, которого мы подозреваем в шизофрении. Но если мы ошибаемся, он может быть опасен. Нам важно знать, мог ли он инсценировать свою смерть, убив кого-то вместо себя, и бежать. Он может попытаться отомстить. Важно поставить правильный диагноз, чтобы оградить его от общества.
— Ну, у тела было много порезов от стекла на лице, — Неуверенно произнесла мать, сохраняя аристократическое выражение. "Купилась", — подумала Лера.
— Кроме того, психическое отклонение может оказаться наследственным. Я слышала детский плач. Александр — отец?
— Да, — ответила Анна, но её взгляд уткнулся в пол, а руки и ноги скрестились. Она лгала.
— В таком случае, понимание психического состояния Александра важно для рекомендаций в воспитании его сына, чтобы не допустить развития болезни и у него. На самом деле ситуация очень запутанная. Мы были очень удивлены, когда отпечатки совпали, и поэтому было решено мне поговорить с вами.
Лера сама удивлялась своему вранью. Она следила за языком своего тела, и скорее всего её ложь смог бы распознать только очень хороший профессионал, но ей уже становилось страшновато от возможных последствий. Впрочем, цель была достигнута.
— Я не знаю, мог бы он убить, или нет, — произнесла Лидия Александровна, — он очень жестокий человек. Он без причины кидался на нас, и в такие моменты был сам не свой, как будто его подменили. Он угрожал, что разобьёт нам лица, замахивался, тягал за волосы, мог схватить и бросить…
Лере вспомнился бешеный взгляд Александра.
— А что провоцировало его на это?
— Ничего не провоцировало. Он вдруг внезапно срывался, врывался к нам на кухню и начинал угрожать, что лбами столкнёт, а потом лез драться…
— Но как у вас в семье в целом были отношения?
— Обычные, как во всех семьях.
— А можно спросить, какие отношения сейчас между вами с Анной Филипповной? Вы общаетесь?
— Да, мы живём вместе. У нас тоже обычные отношения, как во всех семьях.
Если то, что Лера подслушала под дверью, было "обычными отношениями", то становилось понятно, что провоцировало Александра. Впрочем, если правдой были и те зверства, которые описывала мать, то это его не оправдывало. Домашнему насилию вообще нет оправдания. Тем более что ссоры бывают во всех семьях, и если подслушанный скандал был единичным случаем, то поведение Александра было похоже на психопатию, что бы там ни говорили тесты.
— А как вы думаете, откуда могла взяться эта жестокость?
— От бабушки. Она портила его с детства, и добилась своего.
— От его бабушки? По линии его отца?
— Нет, по моей. Она была ужасной женщиной. Всегда лезла в чужие дела, всеми командовала, всё время скандалила, а его держала под стеклянным колпаком. Бэстила, настраивала против меня и покупала бес… вредные игрушки.
Аристократическое выражение лица Лидии Александровны, наконец, пропустило пару эмоций, а именно гнев и омерзение. Анна закатила глаза.
— Значит, у вас были плохие отношения с вашей матерью?
— Нет, ну с ней было трудно ужиться, — опомнилась женщина, — но тоже ничего особенного не было.
