«Верас» свёрнута.
— Предпоследний. Мои девочки переходят в «Счастье» в декабре. Спасибо за помощь в торге.
— Знал бы ты… Там такой жук заседает! Со связями и в горкоме, и в ЦК. Но подобрел, когда ему предложили «Верас». Не знает, что лафа скоро кончится.
— Для многих это будет неожиданностью. Скоро Андропов скинет Щёлокова, поменяет его на Федорчука. Из ваших. Ментов начнут дразнить «федорчукчами». Вот тогда и начнётся свистопляска. Я вам пакетик с информацией приготовил. От областных управлений потребуют, чтоб вы выявляли безобразия в ментуре. Тут — букет.
— Про Дашкевича?
— Не только. Про саму систему очковтирательства и укрывательства. Я же не мог по телефону.
— Молодец. Изучу. Кстати, за тот сигнал отдельное спасибо. Чергинцу мы вежливо подсказали, кого вместо Дашкевича двигать на своё кресло. Человека, которому я доверяю, потому что могу в любой момент посадить лет на пятнадцать.
— Неужели?
— Папаныч ещё не знает. Согласится, ровно по той же причине. Но ты не лезь к нему с пророчествами. Я и то привыкнуть не могу… к твоим федорчукчам.
Егор усмехнулся.
— На сегодня прогнозов хватит. Напомню старый: торопитесь. Андропов на год или полтора, потом умрёт. Какое-то время всевластие КГБ продержится по инерции, затем начнутся реформы, и вся структура СССР пойдёт трещать по швам. Успейте нахватать максимально и вовремя свалить, сохранив активы и связи.
— Советский Союз рухнет? И совсем скоро?
— Не скажу. Вдруг вы меня арестуете как диссидента.
— Прибью сначала.
— Ладно. Коммунистическая партия Советского Союза будет запрещена и распущена осенью 1991 года. Вы ничем и никак не предотвратите развитие событий, оно уже взяло старт и набирает ход. Главное, успейте вовремя сориентироваться, пока вас не затянет хаос. Девять лет, не забывайте. И писец великому-могучему. Спокойных снов, Виктор Васильевич!
Он вернулся в «жигули», менее просторные, но более уютные благодаря водительнице, чей ароматный запах напитал салон. Смешно сказать, но за полгода привык дерматиновым покрытиям сидений и грубому пластику панелей. Ямы в асфальте, нестриженные газоны, облезлые фасады зданий и прочие приметы «развитого социализма», столь ранившие москвича 2020-х годов, как-то примелькались и не раздражали. Егор жил прошлым, которое стало вдруг настоящим.
И это его настоящее крутило неудобный тонкий руль, неплохо справляясь с гололёдом на скользкой и нечищеной дороге Сельхозпосёлка. А в профиль выглядело — его сокурсницы студентки-москвички сдохли бы от злости, увидев Элеонору. Жаль, к 2022 году она превратится в бабушку, годы неумолимы.
— Что ты сказала Кабушкиной про ребёнка?
— Правду.
Руль предательски дёрнулся в её руках, и Егор предпочёл отложить продолжение до дома.
За ужином она сама продолжила.
— Да, хочу ребёнка. От тебя, а не вообще.
— Я — действительно мужчина твоей жизни? Когда вижу нас обоих в зеркале, думаю порой: на кой ляд ей сдался? Вот наиграется и бросит… С тобой же в люди выйти трудно, все кобели слюни пускают и думают только — как этого сельского увальня оттереть и самим около тебя место занять.
— Напрашиваешься на комплимент? Считай, что напросился только на лишний ломтик красной рыбки, — она тотчас исполнила угрозу, подкинув на его тарелку ещё кусок.
— И всё же? Нет, ты не думай. Я не из тех, кто поматросил и бросил. Но порой рядом с тобой робею больше, чем с полковником МВД или КГБ.
— Можно подумать, у них есть женщины-полковники, и ты с ними спишь… Нет, конечно, ты прав. Ко мне лезли и лезут мужики гораздо фешенебельнее тебя. Чуть постарше, состоявшиеся. До такой степени желающие трахнуть, что готовы жениться.
— Что же ты медлишь? Раз такой конкурс претендентов.
Егор говорил шутливо, стараясь не показать, как сжалось горло.
— Потому что запала на тебя. Ещё тогда, во время фейерверка. Ревновала к Инге. Хотя, конечно, ужас, что Бекетов её… Он не объявится?
— Не чувствую его среди живых. Уверен — нет. Эля, продолжай. Мне интереснее о нас с тобой, чем о том уроде.
— А я почувствовала, что ты — мой. С кем бы ни был. С кем бы ни была я. И когда ко мне из «Песняров» подкатывали, практически — по твоей наводке, и бедолага Давидович слюни распускал: дай хотя бы разок, из сострадания, и другие… Из-за тебя у меня получилось, наверно, самое долгое воздержание с шестнадцати лет. А ещё твои чёртовы гастроли, когда грызла подушку в одиночестве. Видишь — не зря.
— Почему?
— Ты меня понимаешь. Принимаешь как есть. Не обращаешь внимание на то, что у меня было до тебя. И с самого начала отнёсся по-человечески. Хорошо так, тепло. Не пытался сразу задрать юбку. Правда, когда уже стоило бы, долго медлил. Неужели — правда стеснялся?
— Отчасти. Я же говорил, что и сейчас не уверен.
— Не уверен — в чём?
Она протянула руку через стол и крепко вцепилась в кисть Егора. Коготки в вишнёвом лаке больно укололи кожу.
Это момент истины, догадался он. Элеонора не напирала. Не призывала к обязательствам. Не ставила условия жениться и заводить детей. Плодитесь и размножайтесь, как в Библии… Но коль сам переспросил в машине про ребёнка, то спустил лавину с горы.
Теперь никакие уклончивые реплики не спасут. Если сказать: вернёмся к разговору о детях через полгода, ей впору паковать вещи и съезжать.
— Эля! Я — только за. Думал только, ещё немного поживём для себя, накопим денег, дождёмся, когда управление торговли выделит тебе квартиру. Фактически, мы уже — муж и жена. Так что не могу просить тебя выйти за меня замуж. Только обсуждать, будем ли регистрировать брак и когда.
— Фу-у-у!!! — она отпрянула, оставив на руке парня красные следы ногтей. — Что, это вся романтика⁈ А где предложение руки и сердца, дорогое кольцо с бриллиантом, пупс на капоте белой «волги» с цветными лентами, ресторан, мой наречённый в чёрном костюме, чтоб вся промторговля Минска сдохла от злости и зависти, а ментура взвыла в голос — какую крутую бабу простой летёха оторвал? Понимаю, это мещанская мишура и пережиток прошлого. Но — хочу, хочу, хочу!
Момент истины прошёл зенит и движение продолжалось в правильном направлении.
— Целая программа, дарлинг. Реализуем её по пунктам, с некоторыми интервалами. Кольца у меня нет, поэтому только пункт первый: королева Рублёвская, ты согласна выйти за меня замуж?
По столь важному поводу Егор не поленился выйти из-за стола и опустился на одно
