Ознакомительная версия.
Прошёл час, другой. Вдруг, в приоткрытое боковое окошко автомобиля ворвался свежий запах моря, становясь с каждой минутой всё острее, острее…
Машина остановилась, невидимые «кожаные плащи», бережно подхватив Дениса под локти, повели куда-то. Высокие, выщербленные местами ступени, ведущие по крутой спирали неизменно вверх…. Сопровождавшие, наконец, остановились, вежливо усадили его на табурет, аккуратно сняли с глаз повязку и, спускаясь вниз, старательно застучали каблуками по ступеням.
Постепенно вернулось зрение – полутёмный круглый зал с высоким потолком, неаккуратный громадный камин, пылающий посередине помещения, возле камина застыла невысокая фигура в мешковатой чёрной одежде. У высокого стрельчатого окошка смутно угадывался силуэт второго человека, сидящего за большим письменным столом и что-то увлечённо отмечавшего карандашом на большом листе белого ватмана. В зале главенствовала зыбкая тишина, нарушаемая только редкими выстрелами угольков в камине и странным глухим шипением.
«Похоже, что это какой-то очень старинный маяк, расположенный на морском берегу», – решил про себя Денис.
Человек в чёрном задумчиво поворошил кованой кочергой аметистовые угли в каминной топке, после чего, аккуратно поставив кочергу на специальную подставку, обернулся…
«Ну, и нечего особенного», – хмыкнул про себя Денис. – «Круглое добродушное лицо пожилого дядюшки-бюргера из заштатной немецкой провинции. Шрам на щеке? Да, мало ли что. Может, это его норовистая лошадка лягнула, когда он ей специальным гребешком расчёсывал густую длинную гриву. Или, к примеру, злой домашний белый гусь ущипнул несчастного дядюшку за щеку – во время насильственного предпраздничного кормления грецкими орехами…».
Борман был одет в мешковатые, явно старые чёрные мятые брюки и в чёрный ношеный флотский бушлат, застёгнутый на все пуговицы. На ногах всемогущего рейхсканцлера НСДАП красовались разношенные армейские ботинки, оснащённые почему-то белыми шёлковыми шнурками.
«Смотритель маяка» подошёл ближе, остановился, не дойдя несколько шагов, вскользь улыбнулся и, протянув руку, поприветствовал:
– Здравствуйте, сеньор Рамос.
Денис, торопливо вскочив с табурета, крепко пожал руку «доброго дядюшки».
– Хайль, партайгеноссе! – невольно вырвалось.
– Да полноте, вы же беспартийный, – ехидно усмехнулся Борман. – Я позавчера внимательно прочёл протоколы вашего допроса с применением детектора лжи…. Хвалю за правдивость! Такая искренность – по нынешним непростым временам – большая редкость. Именно это качество оказалось определяющим и решающим – при принятии непростого решения о вашем подключении к работам по возникшей проблеме…. Пройдёмте, поможете мне управиться с дичью. Герр Шумахер! – рейхсканцлер резко обернулся в сторону стрельчатого окна. – Сворачивайте все ваши чертежи, доставайте из шкафчика скатерть, столовые приборы, бутылки, фужеры. Перед началом серьёзных разговоров предлагаю слегка перекусить…
Следом за «дядюшкой» Денис подошёл к камину. Тут же обнаружился и источник странных звуков – над углями, мерцавшими всеми оттенками бордового, розового и сиреневого цветов, размещалась массивная чугунная подставка, в прорезях которой были закреплены три толстых стальных прута, на каждый из которых была насажена увесистая птичья тушка. Большие янтарные капли жира медленно стекали по птичьим бокам, покрытым приятной золотистой корочкой, и, соприкасаясь с жаркими углями камина, с громким шипением испарялись, наполняя помещение чудесными ароматами…
Борман осторожно, по очереди, потыкав в тушки острым длинным стилетом, удовлетворённо сообщил:
– Похоже, что всё уже готово. Это, видите ли, уважаемый сеньор Рамос, дикие утки. Сегодня на рассвете они ещё беззаботно жировали в местных прибрежных камышах. Лично застрелил, одним удачным дуплетом. Повезло, бывает…. Пенемюнде, к вашему сведению, это старинные и знаменитые охотничьи угодья. На протяжении нескольких последних веков немецкие аристократы, включая принцев и принцесс крови, регулярно наезжали в эти благословенные и чудные края – на утиную охоту. Вы, дон Оскар, уважаете утиную охоту?
– О, да!
– А, раз так, то берите это старинное блюдо и аккуратно сгружайте на него дичь.
Денис осторожно, один за другим, снял стальные прутья с чугунной подставки и – с помощью маленькой никелированной кочерги – «сгрузил» подрумяненных уток на большое фарфоровое блюдо, украшенное цветными рисунками – на тему утиной охоты, естественно.
– Перемещаемся к столу, перемещаемся! – нетерпеливо скомандовал рейхсканцлер, жадно сглатывая голодную слюну…
«Интересное и неслыханное дело», – рассуждал про себя Денис, не уставая удивляться сюрреализму происходящего: – «Два опытных русских диверсанта остались наедине с одним из руководителей фашистского Рейха…. Более того, с «тенью» самого Адольфа Гитлера. Ну, надо же! Может, придушить его, добродушную гниду, да и все дела? Нельзя, к сожалению. Сейчас для нас главное – уничтожить тайную подземную лабораторию, где обогащается урановая руда. Ничего, и до этого ушлого «дядюшки» дойдёт очередь. Обязательно дойдёт. Каждому овощу, как известно, своё время…».
Письменный стол уже был покрыт серой льняной скатертью. Третьяков, как и Денис, облачённый в строгий чёрный костюм-тройку, педантично расставлял по периметру стола овальные тарелки, высокие бокалы и пузатые стаканчики, раскладывал совершенно обыкновенные вилки и ножи.
– О, дон Оскар! – искренне обрадовался Гарик, водружая посередине стола две бутылки: пузатую чёрную – непрозрачную, покрытую лёгкими изысканными узорами нежно-голубой плесени, и другую – зелёную, высокую, наполненную подозрительной мутно-коричневой жидкостью. – А мы с партайгеноссе Борманом уже вкратце поговорили. Обсудили, так сказать, некоторые важные аспекты нашего общего дела…
– Вот, именно, что только вкратце, – мягко перебил Третьякова рейхсканцлер. – Успеем ещё поболтать о насущных делах и о некоторых профессиональных проблемах…. Дон Оскар, разложите, пожалуйста, уточек по тарелкам. Сейчас, господа мои, я вам покажу, как надо правильно разделывать водоплавающую дичь.
И показал, пользуясь большим острым тесаком и массивной серебряной двузубой вилкой. Ловко это у него получалось, надо признать: несколько скупых, выверенных движений, и, вот, уже утка расчленена на восемь составных частей, причём, золотистая кожа – аппетитной горкой – возвышалась отдельно, на краю тарелки.
Борман любезно поколдовал над всеми тремя тушками, после чего, сложив разделочный инструмент на сервировочный столик, стоящий чуть в стороне, скупо махнул короткой рукой, приглашая гостей к столу.
Ознакомительная версия.
