Бросить на землю, перевернуть и скрутить руки за спиной ремнем – на это потребовалось время, достаточное для одной затяжки.
Спарки выдохнул воздух: в стремительности поединка, оказывается, он все время сдерживал дыхание.
Но тут Джона Спаркслина поразила другая мысль: перед ним валялся стонущий сверток со сломанной лодыжкой. Лоб пострадавшего усеивали мелкие капельки пота. А прокушенная губа доказывала, что негр, хотя явно страдал, пощады не запросит.
В воображении Спарки ясно рисовал себе, как будет убивать недочеловека, как будет уничтожать эту мразь, которой следовало подохнуть в материнском чреве.
А вы пробовали поднести дуло парализатора к беспомощному телу и нажать курок? То-то же!
Спарки зло пнул негра носком ботинка:
– Ну, ты, задница! Вставай!
Тот готов был подчиниться. Попытался привстать. Нечаянно ступил на покалеченную ногу и с глухим стоном рухнул на бок, поджимая к животу колени.
Спаркслин поскреб затылок, сплюнул на пыльный пол и перекинул тело врага через плечо.
– Хороша лошадка?! – зло хлопнул тощие ягодицы и приказал:
– Хватайся за шею, мерзавец!
Вершителя судеб из Спаркслина не вышло. Была мысль шваркнуть обмякшее тело – негр потерял сознание – о бетонную стену, но как он сможет этими же руками взять и подбросить, и поймать, и расцеловать розовенькую Элли. Как он сумеет прикоснуться к Диане, чувствуя на пальцах комочки человеческого мозга и кровь?
– Нет уж, – бормотал Спарки, таща неудобный груз: негр, то и дело, сползал, – пусть каждый занимается своим делом! А то, если врач начнет печь лепешки…
Ирония судьбы: Спарки почти точь-в-точь был гражданином города и послушным учеником средств массовой информации.
Как часто бывает, что мы, горящие праведным гневом, нетерпимые ко злу и насилию, становимся жертвами собственных фантазий. И эта подлая мысль: славу Богу, никто не знает, какой я в мечтаниях супермен.
Чем запутанней становился лабиринт, тем все больше Джо злился на самого себя и на свое неуемное удальство. Ведь мог, мог он просто сообщить о районе, куда примерно может попасть новичок, оказавшийся на подземных уровнях. Нет, Спарки не ждал, что его за ухарство погладят по голове. Вернее, он действовал под взрывом эмоций, подогретых жаром пожарища и запахом горелого человеческого мяса.
Но всегда, как ни крути, во все времена были и будут маньяки, то сносящие до основания города, то обливающие себя бензином на городской площади. Те, что потрусливей, будут угонять самолеты или красть девятилетних девочек.
Дело Спарки – спокойствие горожан, а на всех маньяков патрульных не хватит!
Когда перед Спаркслином появилась табличка восьмого уровня, он опустил негра на землю и утер лоб. Становилось жарко. Шансов, что он отсюда выберется, становилось все меньше и меньше. Спарки отвинтил колпачок фляги с водой и влил пару капель жидкости в плотно сжатые губы все еще находящегося в беспамятстве негра. Тот зашевелился, попробовал поднять тяжелые веки.
– Кажется, – подытожил прогулку по окрестностям Спарки, – нам обоим будет и узилище, и, заодно, гробница!
Сомнений не оставалось: Спарки заблудился.
– Валяйся, валяйся! – Спарк махнул парню, пытавшемуся приподняться, левой рукой.
Правой он пытался ухватить юркую рыбешку с вуалеобразным хвостом. Водоем пресной воды, образовавшийся в каменной миске, желтел мелким песком дна. Стайки пронырливых рыб, беспорядочно мелькавшие в прозрачной воде, были бестолковы, но стремительны.
Чахлая растительность, неведомо как проклюнувшая в искусственном освещении, окружала озерцо редкой блекло-зеленой каймой.
Спаркслин в очередной раз промазал, лишь скользнув пальцами по чешуйчатому телу рыбешки. Сколько времени прошло, как он свалился со своей ношей, еле втиснувшись в расселину. Плато с озерцом и узким входом приглянулось внешней безопасностью. И опять-таки Спарки, перед тем, как провалиться в сон, успел удивиться: на кой черт эта театральная площадка с натуральными декорациями?
– На случай ядерной войны? – пробормотал Спарки, засыпая.
Спал Спарки чутко, как рысь. И тут же вскочил, как только шевельнулись звуки далекого эха. Видимо, кое-кто из подземных обитателей был приглашен к соседу на обед.
Нога негра вспухла, покрываясь мелкой сыпью. Сыпь уже ползла по голени, растекаясь разводами. Кожа под пальцами продавливалась вмятинами. Из стволов кустарника Джо смастерил неуклюжую шину, вместо гипса, покрыв лодыжку листьями и замазав глиной.
Теперь нога распухла еще больше, мучила болью. Спарки скормил парню весь запас антибиотиков из аптечки патрульных. Но нигде и слыхом не слышно было роботов-санитаров, способных не только поднять на ноги труп, но и собрать человека по кусочкам. Спарки припомнил все, что знал о гангрене. Рисунок из школьной анатомии представлял багрово-красное месиво с отваливающимися пальцами.
Кажется, бедмену заражение крови пока не грозило.
Машинально Спарки проглотил витаминную таблетку – теперь энергии должно было хватить на сутки-трое. Заставил съесть голубенькую капсулу негра. Тот посматривал на Спарки с опаской, но помалкивал.
– Слушай, – от безделья хотелось хоть с кем-нибудь поговорить, – зачем тебе и твоим, ну, я имею ввиду всех этих плохих ребят, это нужно?
– А ты ведь сам знаешь, – помедлив, парировал тот. – Вся ваша дребедень с вертушками, правопорядком и прочая чушь – тот же кайф, когда хочешь разрядиться!
– Ты соображаешь, что несешь?! – возмутился Спарки.
– Я-то соображаю! Я видел твои глаза, когда ты дорвался до моей ноги. Белые-белые, со зрачками уставившимися в пустоту! Скажи, что ты там видел?
Спаркслин промолчал.
– Вот видишь, – уличил парень, пытаясь устроить поудобнее неподвижную ногу, – ты тоже хочешь быть самим собой!
– У меня дочь, жена, работа, наконец! – взорвался Спарк.
– Не плети! Вся жизнь – кусок дерьма. И все различие, что часть людей это знает, часть – догадывается. А остальные добровольно дают запудривать себе мозги!
– И ты, конечно, из тех, кто знает? – Джон кипел, но сдерживался: не хватало еще сорваться перед этим ублюдком.
– Нет, – парень задумчиво качнул головой, дотянулся до близкой травинки и прикусил стебель. Сок оказался горький, парень поморщился и сплюнул. – Я – из тех, кто догадывается! – и глянул в упор на лейтенанта. – Нет, ты скажи: почему они, ну все, кому наши ребята делали бум – не сопротивлялись?… А овечьи стада издревле кормили волчьи стаи…
