– Хорошая идея. Страфа? Тебе хватит сил на еще два быстрых путешествия?
Страфа посмотрела на меня так, словно удивлялась, с чего мне в голову пришел столь глупый вопрос.
Меня охватило вдохновение.
– В таком случае, идем на улицу.
Собаки зевнули, по-прежнему бездельничая у людей на руках.
Все подчинились, почти не задавая вопросов. Я ценю это в людях, когда хочу чего-то от них добиться.
– Мы на улице, – сообщила Лунная Гниль. – Что дальше?
– Отправимся туда, где уже были раньше, с собаками. Орхидия, отдайте свою Хагейкагомей, и пусть займет ваше место. Паленая, сделай то же с Пенни. Мы полетим. Ты закроешь дверь. Страфа вернется за вами.
Паленой план не понравился. Но Орхидия меня поняла. И крысючка решила положиться на ее мудрость, хотя не удержалась от комментария:
– Только не делайте никаких глупостей до моего прихода.
– Принято, мамуля.
Паленой было все равно, куда мы направляемся. Она верила, что я способен совершить глупость в любом месте.
Орхидия заставила всех сгрудиться вокруг Страфы. Та снова повернулась ко мне, приняв дополнительные меры, направленные на Хагейкагомей, которая ничего не заметила. Я смущался, чувствуя себя объектом ревности двух детей – несмотря на то, что обе в действительности были моими ровесницами.
Когда мы взлетали, Паленая запирала дверь.
Ни Дин, ни Покойник никак себя не проявили.
Я надеялся, что никому из шпионов не взбредет в голову вломиться к нам. Теперь это действительно может сойти им с рук.
– На кладбищенский холм? – прошептала Страфа.
– Ты читаешь мои мысли.
– Я твоя жена. Я буду твоей женой. – С непоколебимой уверенностью и невысказанным «несмотря ни на что». – Вид оттуда не очень, зато там не будет людей. И даже призраки не потревожат нашу беседу.
Моя жена. Могут возникнуть некоторые социальные трудности, пока она не повзрослеет. Скажем, года на три-четыре. К пятнадцати многие девушки выходят замуж, чтобы сбежать из дома. А еще через пять лет даже хлопотливые папаши начинают звать дочерей старыми девами.
Может, к тому времени, как Маленькая Страфа созреет для настоящего замужества, она захочет более энергичного мужа, чем старый зануда, в которого неизбежно превращусь я.
Большое шоу фейерверков всегда проходит на берегу, в начале Улицы богов. Ракеты запускают со стоящих на якоре барж. Так безопаснее. Раз в десять лет кто-то ошибается, совершает королевскую глупость, и все фейерверки на барже взрываются разом, что приводит к гибели одного идиота, который захватывает с собой друзей, достаточно тупых, чтобы работать с ним, и множества сомов, чьи смерти не столь бессмысленны, ибо дают сомам возможность сделаться частью пира в честь Всех душ.
Урок с баржами был непростым. Столетие назад тысяча людей погибла во время Великого пожара после несчастного случая с фейерверками.
За века Танфер пережил полдюжины Великих пожаров.
На холме было холодно. Собаки проснулись и немного попрыгали туда-сюда, устроив шумную возню. Я нашел отличное место. Лунные лучи высвечивали силуэт города, в котором выделялись шпили Четтери. К западу от собора по-прежнему курился дымок, слегка оранжевый, а у основания – красный.
Пенни и Хагейкагомей устроились рядом со мной, справа и слева, чтобы было теплее.
– Мне следовало подумать о пальто, – сказала Пенни.
– Тогда у тебя не нашлось бы оправдания, – хмыкнула за нашими спинами Тара Чейн.
Несколько минут спустя взлетела первая ракета. Разрозненные фейерверки, которые мы видели раньше, были местными развлечениями или детскими шалостями.
– Я слышал, в этом году участвует Корона, – сказал я.
– Армия пожертвовала несколько тонн излишков, – ответила Тара Чейн.
Надо же. Может получиться отличное зрелище, если они не ограничатся сигнальными ракетами. Если запустят то, что используют против вражеских Бегущих По Ветру и наездников на метлах, летающих громовых ящеров и всего прочего, что способно атаковать с воздуха. Подобных вещей гражданские никогда не видели.
Тара Чейн сидела, опустившись на колени, за моей спиной, достаточно близко, чтобы я ощущал ее тепло. Хагейкагомей беззастенчиво прижималась ко мне, мертвой хваткой вцепившись в мою левую руку. Пенни осмотрительно держалась на небольшом расстоянии.
– Пользуйся, девочка! – шепнула старая пошлячка Тара Чейн и подтолкнула ее.
Из темноты вышли бродячие собаки. Они не стали тратить время на приветствия, а просто устроились поудобней. Каштанка уже угнездилась у меня на коленях.
Затем взлетела первая армейская звезда. Она взорвалась не красивыми цветами, а сферой яростных смертоносных огней, разлетевшихся более чем на сотню ярдов, прежде чем угаснуть. Никакой магии, сплошь химия. Химия, способная продырявить полудюймовую сталь, если бы кому-то хватило сил поднять в воздух такие доспехи.
Огонь померк под приглушенные расстоянием охи и ахи.
Следующий заряд тоже был армейским, хотя и менее зрелищным. Он взорвался облаком, озаренным внутренним огнем, которое испускало молнии. Они затруднили бы перемещение любого летуна, оказавшегося поблизости.
Некоторые кладбищенские псы подняли головы, навострили уши, издали мягкие, вопросительные звуки. Каштанка ответила рычанием, больше напоминавшим мурлыканье. Остальные вновь опустили головы на лапы.
Маленькая Страфа свалилась с ночных небес с Паленой и Орхидией. Паленая изо всех сил старалась казаться спокойной. Очевидно, в воздухе дамы вели оживленную беседу.
– Мы столкнулись с горгульями, – сообщила Орхидия. – Они сбежали. Не захотели задержаться и поболтать.
– Они оказались не настолько глупы, чтобы попробовать сотворить что-нибудь этакое, – добавила Страфа. – Но прокляли нас на своем языке.
У них есть язык?
– Они искали друзей, которые не вернулись с работы в городе, – сказала Орхидия. – Возможно, винили в этом нас.
– Что мы пропустили? – поинтересовалась Паленая, кидая грозные взгляды на Хагейкагомей и Пенни.
Маленькая Страфа тоже мрачно посмотрела на Пенни.
– Они только начали.
Паленая согнала пару собак и расчистила себе место рядом с Пенни. Орхидия проделала то же самое со стороны Хагейкагомей и даже положила руку на спину милой девочки. Хагейкагомей выглядела довольной. Маленькая Страфа устроилась позади меня, на коленях, как Тара Чейн. Она сдвинула Лунную Гниль к Пенни, но сама осталась рядом с Хагейкагомей. Страфа ничего не сделала и не сказала. Милая девочка не обратила на нее внимания и продолжила крепко прижиматься ко мне.
