Поперек всей улицы как будто натянули белесую штору. Она колыхалась, клубилась, перекатывалась неспешными волнами. Такси притормозило, а потом и вовсе остановилось.
— Что за хрень? — пробормотал водитель. — Я ж полчаса назад тут проезжал…
— Мне до одиннадцати успеть нужно! — взмолилась Майя, заискивающе глядя на него. — У меня билеты на поезд! Ну что там может быть, туман и туман. Что вы, тумана никогда не видели? Может, поедем как-нибудь потихонечку? А?
— Потихо-о-нечку… — протянул таксист. — Ага, потихонечку! — он приоткрыл дверцу, выглянул наружу: «Эй, мужики, что за митинг? Чего стоим?». На его оклик оглянулось несколько человек, но никто не ответил, все продолжали стоять и напряженно смотреть на эту стену тумана. Сзади подходили и подъезжали еще какие-то люди.
Майе надоело сидеть и просто так ждать — она выскочила из машины и аж задохнулась от морозного воздуха. «Ну, ничего себе! Убиться веником! Так и простыть недолго!» — она судорожно вытащила шапку из кармана, застегнула молнию на куртке, замоталась шарфом. Все равно холод пробирал до костей. Попрыгала на месте — под ботинками яростно скрипел снег. «Градусов тридцать пять мороза, если не больше. И ветер. Черт, черт, черт. Не опоздаю, так околею!». Она вернулась в машину и захлопнула дверцу. Несколько минут просто сидела и, стуча зубами, оттаивала в тепле салона. Потом открыла глаза. Что-то явно изменилось. Что? Водитель, вылез из машины, отскабливал заиндевевшее лобовое стекло. Шик-шик-шик — скреб пластмассовый скребок. Нет, это не то. Что-то еще. Тихо ворчит на холостых оборотах двигатель. Не хватает чего-то! Чего? Рация молчит! Вместо бодрого скрежета и перекличек водителей и диспетчеров — монотонное шуршание. «Сериал «Серые мурашки». Но это если по телевизору, когда все программы заканчиваются. А тут, что радиопостановка «Серые мурашки»? Позвонить что ли тете, пожаловаться на судьбу? Майя вытащила из-за пазухи шнурок с мобильным — «Поиск сети» — здрасти, приехали! А этот-то, куда сеть потерял? Она еще раз чертыхнулась и тревожно завозилась на сидении. Приоткрыв дверцу, окликнула шофера:
— Ну, поедем, может быть? А? А то я опоздаю! Ну, ей-богу, ну, что там такого?!
Таксист хмуро глянул на нее, молча показал рукой на стену тумана.
— Я доплачу! — использовала Майя свой последний аргумент. — Хорошо доплачу!
— Эх! — водитель плюнул на замерзший снег и забрался в салон, очевидно торчание на пустыре перед неведомым препятствием не входило и в его планы. — Ладно… попробуем. Не ной только!
Двигатель взвыл на первой передаче и "Волга", медленно объезжая впередистоящие машины, плавно въехала в колышущуюся пелену.
* * *
Илья вернулся в вестибюль первым, Марека еще не было. Народ из вестибюля потихоньку разбрелся, некоторые, кто уже был одет, вышли на улицу и стояли на крыльце, тревожно вглядываясь в ночь. Илья присоединился к ним. Лунный свет почти не пробивался сквозь плотную муть, закрывшую небо. Стало заметно холоднее. Вечером, когда Илья шёл на работу, температура была не ниже десяти градусов мороза. Теперь же, как показывал термометр у дверей института, все минус двадцать пять. Наконец, появился Марек, с портфелем под мышкой и облезлой кроличьей шапкой в руке.
— Здесь, чуток посветлее будет, — сказал он, озираясь, — а то я в темноте чуть с лестницы не навернулся! Слушай, холодно, блин!
— Да уж, — согласился Илья. — Ты шапку-то одевай, а то плешь простудишь.
— О своей плеши позаботься! — огрызнулся Марек, но шапку надел.
Они неторопливо спустились с высокого крыльца, стараясь не поскользнуться на обледеневших ступенях. Прошли по пологой горке сто метров отделяющие институт от проспекта, и двинулись по тротуару направо.
На остановке, в ожидании автобуса, зябко переминались с ноги на ногу Борис с Егором.
— Мне почему-то кажется, — пробормотал Марек, помахав им рукой, — что автобуса ждать не стоит. Не будет его ни хрена. Ты как думаешь, молодой человек, — повернулся он к Илье, — пехом двинем?
Тот в ответ молча пожал плечами. Придет или не придет автобус, ему было безразлично, так как, в отличие, от ленивого Марека, домой он всегда ходил пешком. Чего там идти-то? Минут двадцать пять быстрым шагом.
От института до жилых кварталов — километра два. Сперва вдоль проспекта с погасшими фонарями, затем через лесок, а потом по улице, которую Илья называл "Дорогой скорби" из-за ее безрадостного вида — по обеим сторонам тянулись, окружённые покосившимися заборами, грязно-серые бетонные коробки складов.
Далее путь пролегал через железнодорожный переезд со шлагбаумом, потом ещё немного по пустырю, после которого тянулись ряды частных гаражей, а за ними уже начинались кварталы девятиэтажек.
На подходе к этому самому пустырю, друзей и поджидал сюрприз — поперёк дороги, в обе стороны, насколько было видно в полумгле, колыхалась плотная завеса, то ли тумана, то ли дыма. Впрочем, дымом не пахло.
На дороге, не доезжая до стены тумана, запрудив собой неширокую проезжую часть и даже залезая на тротуар, скопилось с десяток легковых автомобилей, среди которых, грязной канарейкой, желтел милицейский уазик ППС. Между машинами стояли люди, горячо обсуждая происходящее.
— Я же тебе объясняю, командир, — доказывал толстому милиционеру в форменной куртке с погонами прапорщика, мужик в расстегнутой короткой дубленке и меховой кепке, — я здесь полтора часа назад проезжал, не было никакого тумана! Вот треснуть мне, на этом самом месте! Снежок шёл… пушистый такой!
— Да какая разница… пушистый… — басисто вступил в разговор водитель другой машины. — Я вот пробовал пешком туда пройти… ну… внутрь, — он тыкал рукой в сторону колышущейся стены. — Так там, на полметра ни хрена не видно. Через пять шагов направление потерял и вернулся только на голоса.
— Да где вы вообще, у нас зимой туман видели? Может дымовая завеса?
— Дак дымом-то не пахнет!
— А может, трубу прорвало от мороза? — задался вопросом, какой-то бывалый гражданин. — Помнится, как-то раз прорвало горячую воду прямо на перекрестке, возле рынка… хлестало по всей улице. Так там такой же туман стоял!
— Где ты воду видишь, умник? — резонно возразили бывалому. Тот не нашел, что ответить и умолк. Друзья подошли поближе к толковищу.
— Слушай, — пробормотал Марек, пряча нос в воротник пальто, — а здесь-то вообще дубак!
Действительно, стало еще холоднее, к тому же зарядил обжигающий ветерок. По стене тумана пошли волны. Все присутствующие обернулись к ней, настороженно наблюдая за непонятным атмосферным явлением. Илья следом за Мареком, постарался, как можно плотнее, запахнуть, вдруг переставший греть пуховик.
— Ну, и что обо всём этом думаешь? — пробормотал он, кося на приятеля, слезящимися от холода и ветра глаза. Но тот лишь сосредоточенно сопел, стараясь согреть дыханием замерзший нос.
— Так что, командир? — вновь подал голос "меховая кепка". — Что делать-то будем? Прапорщик стоял возле своего "уазика", нервно отбивая дробь на капоте, пальцами, затянутой в перчатку, правой руки. Он был явно смущён происходящим и очевидно не знал, что надлежит делать в таких случаях. Его растерянный взгляд блуждал по лицам окружающих, словно пытаясь найти кого-нибудь, на кого можно свалить ответственность за происходящее.
— Что нам делать-то? — продолжали интересоваться вокруг. — Говори! Чего тянешь? Не стой столбом. Мобильники не работают, узнай, может, по рации чего передали?
Прапорщик постучал согнутым пальцем в стекло своей машины. Оно со скрипом, приспустилось, выпустив в щель облачко пара.
— Ну?.. — поинтересовался он у своего, невидимого в темноте салона, напарника. — Не восстановилась связь?
Из щели что-то забубнили в ответ.
— Так и нет? — голос прапорщика стал безнадежным. — Шумит и все? С-сука, бля!
— Полчаса тут уже паримся! — глухо роптала, окружившая "уазик", маленькой толпа. — Объяснил бы кто!.. Что за хреновина?.. Как холодно-то стало!..
