— Природа, однако, коварна, — заметил я. Тонкие струи сбегали с моего лица, как крошечные ручейки с гор. — Пошли. Бесполезно стоять. Что здесь намокнем, что в пути.
Мы двинулись, перебегая от дерева к дереву, и не успели отбежать двадцати метров от места нашего укрытия, как лес весь побелел от сверхъяркой вспышки молнии, словно на негативной плёнке. Сзади что-то затрещало, будто дерево раскололось пополам, затем над нами так громыхнуло, что грудная клетка неприятно отозвалась в резонанс подобно пустой бочке.
Мне стало жутко, я оглянулся: ель, под которой мы только что стояли, горела; ствол с одной стороны обуглился, потоки дождя, обрушиваясь на огонь, не давали ему разгореться, и он шипел ядовито и страшно, как бы злясь, что ему мешают пожирать дерево. Панический страх охватил меня.
— Бежим! — заорал я, кажется довольно дико, потому что Феликс поддался мне, и мы помчались напрямик, не разбирая дороги. Мокрые ветви стегали нас по лицу и телу. Задыхающиеся, промокшие до нитки, с громко колотящимися сердцами, мы домчались до станции. Ноги у обоих подкашивались.
Ждать пришлось несколько минут. Подошла электричка, и мы, обессиленные, плюхнулись на сиденье. Стало холодно, я прижался к Феликсу, чтобы согреться. Мы оба некоторое время молча дрожали.
— Ты чего побежал? — наконец спросил Феликс.
— В дерево, под которым мы стояли, ударила молния. Я прямо почувствовал, что нам пора из-под него уходить. А так, пожалуй, дело было бы плохо.
Феликс засмеялся, мне показалось — нервно, кажется, он тоже начинал понимать, что случайность начинает охотиться за ним. Глаза его заблестели каким-то странным жгучим огнём.
— Хорошо, очень хорошо, — сказал он насмешливо, и лицо его приняло решительное, вызывающее выражение. — Посмотрим, кто кого.
— Прогулки на свежем воздухе нам противопоказаны, — сказал я, продолжая вздрагивать от холода. — Так и простыть можно. Нет, больше в лес мы не ходоки. Нечего там делать. Всё ясно. Лучше по телевизору «Клуб путешественников» посмотреть да чаи погонять — и тепло, и сытно.
Приехав домой, мы оба хорошо пропарились в ванной.
— Ну, вот видишь, кое с чем мы способны бороться, — усмехнулся Феликс, растирая махровым полотенцем голову.
Его лицо покраснело; моё, если судить по кончику носа, который я мог обозревать то одним глазом, то другим, побагровело ещё больше.
— Простуду, считай, мы выжили из своего организма. Ей сейчас ой как не сладко, бьётся в предсмертных конвульсиях, — говорил Феликс. — Хорошо бы, конечно, в финскую баню, но далековато.
— Никакой финской бани, — проворчал я, — хватит на сегодня приключений.
— Зря ты принимаешь происходящее близко к сердцу, — попытался утешить меня Феликс. — В другое время ты бы встречался с теми же явлениями и не обращал на них ни малейшего внимания.
— В какое другое время?
— В обыденное, без эксперимента. Уверен — ты бы не замечал, что смерть подстерегает человека на каждом шагу. — Я недоверчиво устремил на него глаза. Феликс продолжил: — Вспомни, сколько раз ты неправильно переходил улицу, и автомобиль тормозил перед самым твоим носом. Вспомни, сколько раз ты видел драки…
— Но я в них не участвовал, — возразил я.
Феликс усмехнулся.
— Но хоть раз в жизни в тебе же могла проснуться совесть и появиться желание защитить человека. А насчёт молний — так они каждое лето сверкают над нашими головами, и в каждую грозу кто-то рискует быть убитым. Только в обычной жизни на подобные вещи мы не обращаем внимания. Но если проследить внимательно за своим прошлым, то сколько раз мы стояли на волосок от смерти?
— Да, — согласился я. — Однако когда не обращаешь внимания и не замечаешь, не так страшно.
— А ты испугался? — Феликс добродушно засмеялся. Я почувствовал, что он старается меня успокоить. — Брось, это обычные явления. Мы с ними сталкиваемся ежедневно. Вот если бы произошло что-нибудь необычное, сверхъестественное, тогда можно было бы поверить в свой рок, а так — повседневное и самое заурядное.
Однако судьба словно подслушивала нас и дня через два решила преподнести нечто необычное.
Вечером после ужина мы сидели на кухне, покуривая сигареты. Посуда ещё не была убрана с полированного кухонного столика: не хотелось вставать, складывать её в раковину, мыть. Сигарета должна была завершить ужин. Мы молча пускали голубой дымок, и на душе царило состояние покоя и уюта.
Я бездумно уставился в стену, где чернела электрическая розетка. Феликс обозревал стену напротив, завернувшись в любимый халат и с наслаждением выпуская кольца дыма. За окном нависли свинцовые тучи, собирался дождь. Здесь же, на кухне, ярко горела лампочка, было светло и тепло.
Вдруг возле розетки появилось лёгкое свечение, напоминавшее отблеск заходящего солнца, его крошечный лучик, прорвавшийся сквозь тучи и жёлтым зайчиком засветившийся на стене. Поначалу я его так и воспринял. Но затем — я видел это отчётливо — из отверстий розетки стал выдуваться белый полупрозрачный шар. Тоненькие канальцы наподобие крошечных шлангов тянулись к нему из чёрных отверстий розетки. Полупрозрачный шар повис в воздухе, неизвестно на чём держась, и рос буквально на глазах.
— Феликс! — воскликнул я, и глаза мои расширились от ужаса.
Феликс резко повернулся по направлению моего взгляда и тоже впился глазами в шар.
— Тише, не шевелись, — прошептал он.
Шар из белого стал оранжевым, напоминая круглый светящийся плафон или детский воздушный шар, наполненный светящимся газом. Огненный полупрозрачный шар вскоре отделился от розетки, он пульсировал и дышал, как живой, и это приводило меня в особый трепет. Казалось, что это какое-то непонятное живое существо, дышащее и летающее. Шар медленно поплыл вдоль стены к нам.
Мне хотелось вскочить, убежать, но по непонятным причинам я, как парализованный, сидел на стуле, не в силах пошевелить пальцем. Огненный шар плавно подплыл к Феликсу, доли секунды постоял над ним и поплыл над столом ко мне. Я почувствовал в пальцах лёгкое покалывание и странное ощущение в голове. Шар проплыл совсем близко, и к своему удивлению, я не ощутил никакого жара, обычно свойственного всему горящему.
Дыша огненной плазмой, он проскользнул мимо, словно из любопытства осматривая кухню, как это делает щенок, знакомящийся с новой обстановкой, затем повернул и поплыл прямо на Феликса.
Если в первый момент испуга человек цепенеет, то в следующий момент в нём загорается дух противоборства. Феликсу угрожала опасность, и я путём некоторого усилия над собой преодолел оцепенение и, схватив со стола нож, метнул его в огненный шар.
