— Однажды отец в наказание запер меня в пустой комнате за то, что я поздно вернулась домой с какого-то школьного мероприятия. Вы представляете, как долго тянутся двадцать четыре часа, когда совершенно нечем заняться, и остается одно — сознавать, как в твоей душе медленно закипает ненависть?
При последних словах у Дженни едва не перехватило дыхание. Я счел за лучшее промолчать. Единственным звуком вокруг было доносившееся с большой задержкой эхо наших шагов.
— Видите ли, — сказал я в конце концов, — иногда вы отправляете одно сообщение, а доходит совсем другое.
— До сих пор я понимала почти все, что вы говорили.
— Не знаю, надо ли сейчас говорить о моих догадках, но мне кажется, что своей гибелью вы хотели что-то сообщить вашим родителям. Вы как бы хотели им сказать: вот что со мной случилось из-за того, что вы меня так мучили.
Дженни резко остановилась. Она пристально посмотрела на меня, и ее лоб прорезала еле заметная складка, выдававшая поднявшееся любопытство:
— Продолжайте.
— А теперь подумайте, что бы они сказали, узнав о вашем самоубийстве: «О черт, какими же плохими родителями мы были, что довели свою дочь до такого». Возможно. Но может быть, и совсем противоположное: «Вот так-то Дженни нам отплатила за все, чем мы пожертвовали ради нее. Взяла и убила себя. Вот вам и благодарность». Как вы думаете, что вероятнее?
Дженни долго — так мне показалось — смотрела мне в глаза. Порой она меня вообще переставала замечать, а потом вдруг начинала переводить взгляд с одного моего глаза на другой.
— Похоже, у нас с вами были одной природы родители, — тихо проговорила она.
— Нет. Вы-то своих знали, — начал было я и тут же заставил себя замолчать.
— Что?..
— Я вам вот что скажу — если вы решили покончить с собой, вам никто не сможет помешать. Но своей цели вы при этом вряд ли достигнете.
Дженни тяжела вздохнула:
— Когда имеешь дело с вами, приходится очень много думать.
— Если вам это нравится, сделайте кое-что ради меня.
— Что именно? — ее голос сразу стал жестким. Похоже, она имела основания не ожидать от мужчин ничего хорошего.
— Если вы опять начнете думать о самоубийстве — позвоните мне немедленно. Звоните на мостик через любую панель связи. В любое время.
Ее лицо утратило напряженное выражение: — Если честно, не знаю, смогу ли я это сделать. Когда подступают такие мысли, я почти ничего не соображаю. Но обещаю попробовать.
Я кивнул.
— А где мы, собственно, находимся? — спросила она, вглядываясь в дальний конец коридора, где виднелся перекресток.
— Мы сделали почти полный круг. Тот коридор впереди — экватор, там начался наш маршрут.
Она оглянулась, затем опять посмотрела на перекресток впереди и кивнула — наконец-то сориентировалась.
Я проводил ее до перекрестка:
— Так, значит, позвоните? — спросил я, поворачивая налево, к мостику,
— Постараюсь. — Дженни пошла было направо, по направлению к столовой и комнате отдыха, но остановилась посреди перекрестка. Поблизости никого не было. — Джейсон, я… — ее голос прервался, она чересчур радостно улыбнулась и глубоко вздохнула, слов — но пытаясь собраться с мыслями. — Я не знаю, в чем заключается ваша работа на корабле, но уверена, что вам платят слишком мало!
Я чувствовал себя усталым, когда наконец добрался до своей каюты, чтобы лечь спать. Разговор за обедом и беседа с Дженни Сондерс потребовали большего, чем простое напряжение физических и душевных сил, Но прежде чем лечь, я долго смотрел на единственную фотографию, занимавшую всю стену.
Без защитного поля на «Красном смещении» могли существовать только черно-белые снимки, но даже для них требовалась специальная обработка, чтобы свет поглощался в нужных местах. А эта фотография из-за большого фокусного расстояния приобрела еще и дополнительный матовый оттенок, так что после обработки всякие следы глубины изображения пропали.
Я никак не мог отвести взгляд от снимка моего отца, а когда наконец отвернулся, перед глазами еще долго стоял отпечатавшийся на сетчатке негатив.
Иногда мне приходило в голову, что не стоит хранить эту фотографию. Но стереть ее было уже невозможно.
Еще я думал о том, живет ли он все там же.
На следующее утро, отправляясь на завтрак, я услышал звонок на ближайшей панели связи. Звучала мелодия, означающая срочный вызов, и ей поочередно отзывались легким эхом такие же сигналы от панелей дальше по коридору.
Я нажал кнопку:
— Джейсон слушает.
На мостике была Рацци. В ее голосе слышалась тревога:
— Срочно приходите на шестой уровень. — Она назвала номер отсека.
— А что случилось? Говорите смело, здесь никого нет.
— Несчастный случай. Погибла пассажирка. Имя… — Она запнулась, как бы собираясь с духом. — Дженни Сондерс.
Глава 3
УМЕРЕТЬ В ГИПЕРПРОСТРАНСТВЕ
— Какой жуткий способ убить себя, — сказала Белла. Она и Бензод стояли рядом с телом Дженни Сондерс. Рори проводил обследование.
Я пришел последним. Тело обнаружил Конрад Делинго. Сейчас он дежурил у двери грузового отсека шестого уровня, чтобы никто из пассажиров случайно не забрел сюда. Его обычный энтузиазм заметно поугас.
На реплику Беллы ни Бензод, ни я не ответили. Мы оба хорошо изучили тон ее риторических восклицаний. Обычная грустная мина на лице Бензода сменилась выражением такой глубокой скорби, словно погибла не просто пассажирка, а добрая половина его собственной семьи.
Рори стоял на коленях у тела Дженни, практически не заслоняя его от меня. На ней была та же одежда, в которой она вышла вчера вечером к обеду: легкая блузка и свободные ярко-синие брюки. Она лежала на спине, ступни были неестественно вывернуты наружу. Кусок упаковочного шнура, завязанный узлом впереди, — петлей охватывал ее шею. Сама петля глубоко впилась в шею, и виден был только, узел, прикрывавший небольшой синяк. Лицо Дженни было спокойно, но синеватый оттенок губ и ушей свидетельствовал о мучительной боли, вызванной отсутствием кислорода. Одна ее рука до сих пор сжимала натянутый конец веревки. Другой конец змеился по полу, как оторванная пуповина. Глаза ее были закрыты.
По дороге в отсек я чувствовал, что в душе закипает злость — та жгучая злость, от которой, как я одно время думал, мне удалось навсегда избавиться. Я злился на Дженни за то, что она не выполнила свое обещание и не позвонила мне. Я злился на нее за то, что она сотворила с собой. А еще я злился на себя за то, что позволил ей проникнуть в мою душу.
Согласно первому закону Джейсона, каждый движется в правильном направлении до тех пор, пока кто-нибудь не собьет его с пути. Например, так, как Дженни выбила меня из моей удобной колеи.
