— Черт! — вырвалось у Брюдера, и он в бешенстве удалился.
— Опередить нас там она никак не сможет, — заметил шеф. — Мы стартуем раньше.
Сински тяжело вздохнула.
— Я не так в этом уверена. Самолет у нас небыстрый, а Сиена Брукс, похоже, способна на многое.
Когда «Мендаций» причалил, Лэнгдон поймал себя на том, что испытывает беспокойство, глядя на неуклюжий «C-130» на взлетной полосе. Он выглядел малопригодным для полетов, и в нем не было иллюминаторов. Неужели я на нем прилетел? Лэнгдон совершенно этого не помнил.
То ли из-за покачивания плавучей пристани, то ли из-за нараставшего предчувствия, что в самолете разыграется клаустрофобия, Лэнгдон вдруг ощутил прилив тошноты. Он повернулся к Сински.
— Я не уверен, что хорошо перенесу полет.
— Все будет нормально, — заверила она его. — Вам, конечно, сегодня туго пришлось, к тому же у вас наверняка есть токсины в организме.
— Токсины? — Лэнгдон невольно сделал шаг назад. — О чем вы говорите?
Сински отвела взгляд: она явно сказала больше, чем хотела.
— Простите меня, профессор. К сожалению, ваше медицинское состояние, как я только что узнала, несколько сложнее, чем банальное ранение головы.
Лэнгдона пронзил страх: ему представилось темное пятно на груди Ферриса, лежащего на полу базилики.
— Что со мной не так? — настойчиво спросил Лэнгдон.
Сински заколебалась — похоже, не знала, как лучше отвечать.
— Давайте сначала сядем в самолет.
Расположенное чуть восточнее живописной церкви Санта-Мария-деи-Фрари, ателье «Пьетро Лонги» всегда было одним из лучших в Венеции поставщиков исторических костюмов, париков и тому подобного. Среди его клиентов — кинокомпании, театральные труппы, а также известные публике лица, заказывающие себе наряды для экстравагантнейших балов в дни карнавала.
Вечерело, и служащий ателье уже собирался его закрывать, когда колокольчик на двери громко звякнул и в помещение ворвалась привлекательная блондинка с конским хвостом. Она дышала так, словно пробежала не один километр. Стремительно подошла к столу, дико и отчаянно глядя карими глазами на служащего.
— Мне надо поговорить с Джорджо Венчи, — сказала она, задыхаясь.
А кому не надо? — подумал служащий. Но видеть волшебника не дано никому.
Джорджо Венчи, главный модельер ателье, творил свое волшебство без свидетелей, с клиентами встречался очень редко и всегда по предварительной договоренности. Человеку чрезвычайно богатому и влиятельному, Джорджо сходили с рук определенные чудачества, и в их числе была страсть к уединению. Он ел один, летал на частном самолете и постоянно жаловался на растущее число туристов в Венеции. Он был не из тех, кто любит человеческое общество.
— Мне очень жаль, — сказал служащий с заученной улыбкой, — но синьора Венчи нет на месте. Могу я быть вам полезен?
— Джорджо здесь, — заявила она. — Его квартира наверху. Я видела в ней свет. Мы с ним друзья. Дело крайне срочное.
Она вся горела ярким пламенем. Друзья? Интересно.
— Могу я сообщить Джорджо ваше имя?
Она взяла на столе клочок бумаги и быстро написала короткую строчку из букв и цифр.
— Дайте ему, — сказала она, протягивая бумажку служащему. — И, прошу вас, поторопитесь. Время не ждет.
Служащий неуверенно взял листок, поднялся наверх и положил на длинный раздвижной стол со швейной машинкой, за которой, сосредоточенно сгорбясь, сидел Джорджо.
— Signore, — прошептал ему служащий. — Вас хочет видеть женщина. Говорит, крайне срочное дело.
Не отрываясь от работы и не поднимая глаз, Джорджо протянул руку, взял бумажку и посмотрел на нее.
Швейная машинка разом умолкла.
— Пусть немедленно идет сюда, — скомандовал Джорджо, разрывая листок на мелкие кусочки.
Массивный транспортный самолет «C-130», набирая высоту, заложил вираж и с ревом полетел через Адриатику на юго-восток. Роберт Лэнгдон на борту испытывал подавленность и в то же время плыл куда-то без руля и ветрил: давило отсутствие иллюминаторов, а в озадаченном мозгу крутился водоворот вопросов, оставшихся без ответа.
Ваше медицинское состояние, сказала ему Сински, несколько сложнее, чем банальное ранение головы.
От одной мысли о том, что может стоять за этими словами, у него начинало колотиться сердце, но расспросить Сински не было возможности: она обсуждала с группой ПНР стратегию и тактику локализации инфекции. Здесь же сидел с телефоном в руке Брюдер: говорил с людьми из органов правопорядка о Сиене Брукс, следил за мерами, которые принимались для ее задержания.
Сиена…
Лэнгдон по-прежнему старался освоиться с мыслью, что она вовлечена в эту историю более сложно, чем ему представлялось. Когда самолет набрал высоту, маленький человечек, называвший себя шефом, пересек салон и сел напротив Лэнгдона. Он свел пальцы треугольником под подбородком, поджал губы.
— Доктор Сински попросила меня проинформировать вас… постараться объяснить ваше положение.
Лэнгдон и предположить не мог, как этот человек сумеет пролить хоть какой-то свет на всю эту путаницу.
— Как я уже начал вам рассказывать, — продолжал шеф, — толчок событиям дало то, что мой агент Вайента притащила вас на допрос преждевременно. Мы понятия не имели, насколько вы продвинулись, исполняя поручение доктора Сински, и не знали, что вы ей успели сообщить. Но мы боялись, что если она узнает, где наш клиент оставил плоды своего труда, оберегать которые он нас нанял, то конфискует их или уничтожит. Нам надо было добраться до этого места раньше ее, а для этого сделать так, чтобы вы работали не на Сински… а на нас. — Шеф помолчал, постукивая кончиками пальцев друг о друга. — К сожалению, мы уже раскрыли вам свои карты… и вы, конечно же, нам нисколько не доверяли.
— И поэтому вы мне выстрелили в голову? — гневно спросил Лэнгдон.
— Нет, мы разработали план, целью которого было заручиться вашим доверием.
Лэнгдон почувствовал себя совершенно потерянным.
— Как можно заручиться доверием человека… которого вы похитили и подвергли допросу?
Шеф поерзал — ему явно было неловко.
— Профессор, вам знакомо такое семейство химических веществ: бензодиазепины?
Лэнгдон покачал головой.
— Эти фармацевтические средства используют, помимо прочего, для лечения посттравматического стресса. Как вы, может быть, знаете, человека, пережившего страшное событие — например, автокатастрофу или сексуальное насилие, — воспоминания о нем, хранящиеся в долговременной памяти, могут лишить здоровья на долгие годы. Но сейчас бензодиазепины позволяют нейроспециалистам лечить посттравматический стресс, так сказать, загодя.
