— С ним ничего нельзя было сделать.
— Так-таки ничего? Он совсем не мог отвечать на вопросы?
— Ни на один. Бесполезно было и пробовать. Позитронный мозг замкнуло необратимо. Не осталось ни одной неповрежденной схемы. Поймите — он был свидетелем убийства, которому не мог помешать.
— А почему, кстати?
— Кто знает? С ним экспериментировал доктор Дельмар. Я не знаю, в каком умственном состоянии находился робот. Дельмар, например, мог ему приказать приостановить все операции, пока исследовалась одна определенная схема. Если кто-то, кого ни доктор Дельмар, ни робот ни в чем дурном не подозревали, вдруг совершил смертоносное нападение, должно было пройти какое-то время, чтобы потенциал Первого Закона в мозгу робота преодолел блокирующий приказ Дельмара. Время задержки зависит от способа нападения и от формулировки приказа. Могу вам подобрать еще с дюжину причин, по которым робот не мог помешать убийству. Так или иначе, Первый Закон был нарушен, оттого и сгорели все схемы в позитронном мозгу.
— Но если робот физически не мог помешать убийству, разве он несет за это ответственность? Разве Первый Закон требует невозможного?
Либич пожал плечами.
— Первый Закон, несмотря на ваши попытки умалить его, защищает человека до последнего. Он не допускает исключений. Если Первый Закон нарушен, робот погибает.
— Это универсальное правило, сэр?
— Такое же универсальное, как и сам робот.
— Вот я и узнал кое-что.
— Тогда узнайте кое-что еще. Ваша гипотеза убийства как серии безобидных в отдельности поступков роботов в деле Дельмара не срабатывает.
— Почему?
— Дельмара не отравили — его ударили по голове. Кто-то должен был нанести удар, и нанесла его человеческая рука. Ни один робот не возьмет дубинку и не размозжит человеку череп.
— А если робот нажал безобидную кнопку и на голову Дельмара упал замаскированный груз?
— Землянин, — кисло улыбнулся Либич, — я был на месте преступления. И не пропустил ни одного выпуска новостей. Убийство на Солярии, знаете ли, дело нешуточное. Я точно знаю, что на месте преступления не было никаких механизмов, никаких падающих грузов.
— И никаких тяжелых предметов.
— Вы сыщик, вот и ищите.
— Если исключить причастность роботов к смерти Дельмара, кто же тогда виновен?
— Известно кто! — крикнул Либич. — Его жена! Глэдия!
Тут, по крайней мере, наблюдается полное единодушие, подумал Бейли. Вслух он сказал:
— А кто же тогда с таким искусством заставил роботов отравить Грюера?
— Ну, наверное… — начал Либич и осекся.
— Не думаете же вы, что убийц было двое? Если Глэдия виновна в одном преступлении, она виновна и в другом.
— Да. Должно быть, вы правы. — Либич вновь обрел уверенность. — Без сомнения, так оно и есть.
— Без сомнения?
— Никто другой не мог настолько близко подойти к Дельмару, чтобы убить его. Он допускал присутствие посторонних не больше, чем я, только для жены делал исключение — а я никаких исключений не делаю. Тем умнее с моей стороны, — рассмеялся он.
— А ведь вы хорошо ее знаете, — резко сказал Бейли.
— Кого?
— Ее. Ту, о ком мы говорим. Глэдию!
— Кто вам сказал, что я знаю ее ближе, чем кого-либо? — Либич чуть-чуть, на дюйм, ослабил застежку у воротника, чтобы легче было дышать.
— Сама Глэдия. Вы вместе ходили на прогулки.
— Так что же? Мы были соседи. Это в порядке вещей. Она мне казалась приятной особой.
— Значит, вы себя хорошо чувствовали в ее обществе?
— Беседы с ней помогали снять напряжение, — пожал плечами Либич.
— О чем вы разговаривали?
— О роботехнике. — В голосе Либича прозвучало легкое недоумение: о чем же, мол, еще?
— И она поддерживала разговор?
— Она ничего в этом не понимала. Ни аза! Но слушала. Сама она забавляется какой-то ерундой с силовыми полями — называется полевая колористика. Меня эти глупости выводят из терпения, но я тоже слушал.
— Личных контактов у вас не было?
Возмущенный Либич промолчал.
— Она вам нравилась? — Бейли попытался с другой стороны.
— Что?
— Она привлекала вас? Физически?
Веко Либича подтянулось и стало на место, губы скривились.
— Грязная скотина, — буркнул он.
— Ладно, попробуем иначе. Когда Глэдия перестала казаться вам приятной? Вы сами употребили это слово, если помните.
— О чем вы?
— Вы сказали, что находили ее общество приятным. Теперь вы считаете, что она убила своего мужа. Приятные люди обычно так не поступают.
— Я в ней ошибался.
— Но вы поняли, что ошиблись в ней, еще до того, как она убила мужа — если убила. Вы прекратили прогулки с ней за некоторое время до убийства. Почему?
— Это так важно?
— Важно все, пока не будет доказано обратное.
— Послушайте, если я нужен вам в качестве роботехника — спрашивайте. На вопросы о своей личной жизни я отвечать не буду.
— Вы были тесно связаны и с убитым, и с подозреваемой. Разве вы не понимаете, что без нескромных вопросов не обойтись? Почему вы прекратили прогулки с Глэдией?
— Мне стало не о чем с ней говорить, — огрызнулся Либич. — Я был слишком занят. Я не видел смысла продолжать эти прогулки.
— Другими словами, ее общество перестало быть приятным.
— Хорошо, пусть так.
— Почему?
— Потому! — Либич сорвался на крик.
— И все-таки вы хорошо знали Глэдию, — не обращая внимания на волнение роботехника, сказал Бейли. — Какой у нее мог быть мотив?
— Мотив?
— Никто пока не назвал мне возможного мотива преступления. Не могла же она совершить убийство без причины.
— Великая Галактика! — Либич откинул голову, словно хотел засмеяться, но не засмеялся. — И вам никто не сказал? Что ж, может быть, никто и не знает. Но я-то знаю. Она мне говорила — и часто.
— Что говорила, доктор Либич?
— Что все время ссорится с мужем. Ссоры были бурные и частые. Она ненавидела его, землянин. Так, значит, вам никто об этом не говорил? И она тоже?
Глава 15
Портрет создается
Новость оглушила Бейли, однако он постарался не показать изумления. Должно быть, местные обычаи приучили соляриан воспринимать частную жизнь во всех ее проявлениях как нечто священное. Вопросы о браке и детях считались дурным тоном. Вероятно, хронические супружеские ссоры также не подлежали обсуждению.
Но когда совершилось убийство? Неужели не решились нарушить светские приличия и спросить подозреваемую, не ссорилась ли она с мужем? Не решились даже заговорить на эту тему, если и знали о ссорах?
