Ознакомительная версия.
«Милый Ферро. Если бы ты, как честный человек, женился на мне после того случая с физруком, ничего этого, пожалуй, не было бы. Но, как говорится, если бы да кабы на носу росли грибы. Извини, это я не про твой, про какой-нибудь другой, абстрактный нос, хотя на твоем получилась бы неплохая грядка. Прости, села писать о важном, а в голову какая-то дрянь лезет.
Ты, наверное, уже немножко пообвыкся с мыслью, что это я убила Грету. Догадываешься, что это исповедь. Вариантов у меня немного, да и времени всего ничего. И умирать как-то не страшно. Я умру, и все прекратится. Как минимум для меня. Я думала уничтожить «Нако» — Матвей расскажет тебе, — но потом поняла: не могу поднять руку на то, что делали мы с Гретой. Столько труда, столько любви. Из-за любви она и погибла. Променяла весь Чигги, всю нашу жизнь на своего смазливого пиджачника. Я отпустила бы их, но… Получилось так, как получилось. Нелепо как-то. Неумно. И признаться было нельзя. Уж очень не хотелось давать такой козырь в руки этим жадным свиньям из Союза земных предпринимателей. Надеялась, что ты и твоя следовательница все распутаете и, возможно, придумаете, как мне быть. Земля начала давить уже давно, еще когда ты приезжал в прошлый раз. Я неплохо держалась, правда, и когда ты влюбился в эту грианочку, и когда завис после свадьбы Юлия на две недели у Греты. Я никогда не чувствовала себя такой растерянной, но у меня на руках была моя корпорация, волки наседали со всех сторон. Я всегда считала себя слишком умной и сильной, думала, что разок попробую и брошу — но оказалось, у нас в Чигги все лучше, чем на Земле. Наркотики тоже. О моей зависимости не знала даже Гретхен, только Матвей. На нем много висит, и большую часть на него повесила я. Прошу напоследок, не натравливай на него комиссаров — пусть попытается начать все сначала. Все, что накопают на него, вешайте на меня. Мне теперь плевать с чрезвычайно высокой колокольни. Но материк я все же оставляю не ему, а тебе. Хотя бы потому, что ты еще не утратил способности сомневаться. Я дам тебе повод для сомнения. Корпорации осталось жить шесть часов. Ровно на такое время дают отсрочку коды, которые я ввела. Теперь судьбу «Нако» решаешь ты. Ты можешь через шесть часов ввести коды заново — после этого у тебя появится допуск в основную систему, и земляне, которые будут следить за каждым твоим шагом, смогут получить контроль над материком. Можешь оставить все как есть и свалить — тоже неплохой вариант, я предпочла его, дурного не посоветую, — тогда в час икс сработают электромагнитные бомбы, которые расположены по всему периметру территории «Нако» и под каждым зданием. Поверь, их более чем достаточно, чтобы все здания уцелели, но стали совершенно бесполезны, потому что ни на одном носителе в пределах материка не останется ни капли информации, а у научного сообщества Земли, да и других планет Договора не достанет пороху восстановить с нуля все, что мы с Гретой создали. Взять готовое они могут, а изобрести заново, собрать по крупицам гениальные проекты Греты — это же нужно время, труд, деньги. Чигги бросят, передадут какому-нибудь из старших материков. Или, если хватит наглости, в чем я нисколько не сомневаюсь, можешь оставить корпорацию себе и продолжить то, что мы начали. Ничего, что ты в этом полный профан, я в тебя верю, Шатов, выкрутишься».
Места на листе больше не оставалось, и последнюю фразу ей пришлось нацарапать на обратной стороне багета: «Прощай, самый близкий друг. С первой нашей встречи…» Видимо, она поняла, что места на раме не хватит для того, что она хотела добавить, и решила оставить невысказанным. В памяти всплыло ее лицо. Как она улыбалась одним уголком рта, насмехаясь над собственной романтичностью, не слишком идущей ее имиджу Железной леди.
Я усмехнулся сам, осознав горькую иронию происходящего. Судьбу корпорации по производству будущего решает посредственный земной журналюга, сидя орлом в кабинке женского туалета. Да что там корпорации — целого материка, который так долго был для меня идеалом разумного государства. Да, порядок и гармония держались, как на большой пуговице, на фактической диктатуре Машки, но ведь было хорошо. Стоит отдать руль землянам, как набегут сотни мелких диктаторов, набегут править, а не созидать. Одна крепкая мечта и крепкая рука — и стало возможным построить на заштатной планетке оазис «светлого будущего». Странные мысли для такого либерала, как я. Неправильные. Машка никогда не была одна. Они с Гретой были одним целым — сердцем материка. Поэтому Машка и не смогла остаться в одиночестве. Против землян требовалось выставить крепкий кулак — Марь сжала свою руку и выпустила руку Гретхен. Может, расскажи она ей сразу, как заедает Земля, как тяжело стоять против них в серебряных латах диктатора — умница Грета изобрела бы что-нибудь, до чего не сумела додуматься Марь, или хотя бы не стала изобретать того, что заставило Машку бросить ей вслед рамку с их первой фотографией на Гриане.
Земле я «Нако» не отдам. Это решение далось легко, без малейшего усилия. Оставалось придумать — как быть дальше. Самым соблазнительным казалось позволить электромагнитным бомбам выжечь «Накосивикосэ» наукоемкие мозги и оставить стервятникам мертвый остов некогда почти всемогущей корпорации. Некрополь. Склеп для Марь и Греты, надгробие почти материковой величины. Пышно, красиво, трагично. Имей я склонность к театральным эффектам такого масштаба — не сомневался бы ни секунды. Но я знал их обеих и прекрасно понимал, что они строили не стены, цеха и лаборатории — их детищем стала интерактивная душа «Нако», и отпустить эту душу к мрачным бинарным богам компьютеров, андроидов и электроовец было… неправильно. Жестоко. Это было еще одно убийство.
Но мог ли я взять на себя ответственность за эту душу?.. Если да — нужно ввести эти злополучные коды… Коды! Я осмотрел картину со всех сторон, поднося к самым глазам в надежде разглядеть цифры в складках лепестков или на гранях рамки. Их не было. Давно, в детстве, мы с Машкой придумывали разные шифры, чтобы родители и учителя не слишком любопытствовали, о чем мы договариваемся. Я потер лоб, припоминая те, что ей нравились больше всего.
— Вылезайте, Шатов, — раздался за дверью знакомый голос. — От меня все равно не спрятаться. Что у вас там?
— У нас там унитаз, — буркнул я, отчего-то даже не удивившись, что вездесущий гном нашел меня и здесь, — подробный отчет нужен?
— Если она оставила вам что-то, вы обязаны показать это мне. — Он нетерпеливо постучал в дверь. — Вы хоть понимаете, какая угроза нависла над материком?!
— Понимаю. — Я вышел, озираясь. В туалете не было никого, кроме злого и мрачного Матвея Петровича и стоящей в стороне пожилой женщины, скромно смотрящей вбок — на капающую раковину и мечущихся рыбок.
Ознакомительная версия.
