В лицо ему ударил свет, и, когда его глаза привыкли к нему, он понял, чем были вызваны здесь вопли и крики. Особняк на поверхности земли также был охвачен хаосом. Слуги, напоминавшие крыс, бегущих с тонущего корабля, рвались к ближайшему выходу, однако не забывая прихватить с собой все, что попадалось под руку. Кое-кто из более преданной своему хозяину прислуги пытался не позволить разграбить имущество, давая отпор изменникам: по крайней мере, именно таким образом Веллингтон объяснил для себя имевшие место странные короткие перестрелки. Он видел, как миниатюрная кухарка схватила небольшой нож из столового прибора и воткнула его в глаз конюху. Дворецкий со сбитым набок париком боролся на лестнице с каким-то стариком, по-видимому, из-за пары красивых подсвечников.
У Веллингтона не было времени вмешиваться — он должен был вернуть долг Элизе и спасти ее.
Напоминание о том, что времени у него действительно мало, пришло в форме долгого угрожающего скрипа дерева и металла, сопровождаемого тихим позвякиванием стекла. Словно корабль в бурю, особняк вдруг начал крениться. С каждым шагом наклон становился все круче и круче. Разрушение фундамента здания стало неминуемым. Поправив на плече беспомощное тело Элизы, Веллингтон ринулся в сторону главного входа.
На них посыпалась штукатурка и осколки лепных украшений. Прислуга и приехавшие на уик-энд гости кричали в панике и слепом ужасе, поддаваясь одному и тому же инстинкту, стиравшему классовые барьеры, — инстинкту выживания. Вероятно, Веллингтон все-таки ожидал от этих людей слишком многого. Общество Феникса проповедовало возвращение к морали и истинным английским ценностям, однако ничего такого Букс не почувствовал, когда один из братьев, мужчина, сидевший за обеденным столом напротив них, буквально смел его со своего пути, в результате чего они с Элизой врезались в стену. Захрипев, Веллингтон с трудом сохранил равновесие.
Это было очень странно, но он внезапно услыхал прорвавшееся через всю эту сумятицу пение птицы, чистое, словно хрустальный звон. Хотя Элиза становилась с каждым шагом все тяжелее и тяжелее для него, он пошел на это щебетание, и в конце концов пыльная дымка рушащейся усадьбы Хавелока сменилась солнечным светом. Веллингтон увидел окружающий мир, и оказалось, что на улице стоит ясный погожий день. «Как славно», — подумал он, но тут перед самым его носом сверху свалился большой кусок лепнины. Он увидел вереницу карет, а также стоявших на привязи и нетерпеливо бивших копытами лошадей с пеной на мордах. Он сделал еще один глубокий вдох — они были почти у цели!
Вдруг у него над головой вдребезги разлетелся висевший на стене светильник. Веллингтон понимал, что это не могло быть вызвано неустойчивостью здания. Это был одиночный пистолетный выстрел.
Обернувшись, он увидел нападавшего, всего покрытого сажей, кровью и грязью. Бартоломью Дивейн, если ему в итоге удастся пережить все это, уже никогда не будет таким удалым джентльменом, каким он всегда себя считал. Вся правая сторона его лица была ободрана, запекшаяся кровь покрывала тело, которое огонь лишил кожи. В одной руке он держал пистолет, а вторая безвольно болталась сбоку. Но даже в таком состоянии этот человек продолжал улыбаться, и эта обычно холодная хищническая улыбка Дивейна сейчас выглядела еще более отталкивающей.
— Что ж вы так рано уходите, старина? — Разрушение подземного убежища Хавелока изменило его голос. Он стал скрипучим, грубым и резал слух Веллингтона. Похоже, Дивейну сейчас было очень нелегко. А возможно, и наоборот, он получал удовольствие от всей этой агонии? — Ваша партнерша совсем недавно отвергла меня. Но, похоже, в данный момент она находится в гораздо более сговорчивом состоянии.
Внезапно весь особняк вздрогнул, как будто по нему что-то ударило. Они оба пошатнулись, стараясь сохранить равновесие, когда Веллингтон вдруг ощутил резкую боль в ноге. Он в тревоге взглянул вниз, чувствуя, как горячее жалящее ощущение охватывает его правую ступню. Он не мог ею пошевелить — что-то непонятное удерживало ее на месте снизу.
Отчаянным судорожным движением Веллингтон высвободил свою ногу, борясь с желанием опуститься на колено. Он продолжал стоять на полу, но теперь обжигающая боль стала подниматься по ноге выше.
Спица колеса размером с голову Веллингтона пробила доску пола в том месте, где он стоял. Ее конец теперь был испачкан его кровью. Затем он увидел еще одно колесо, пробившее пол перед Дивейном. И еще два — позади него. Красивый пол из древесины вишни снизу проламывали шестеренки, колеса и прочие детали, которые еще недавно представляли собой наружную заслонку бойлера.
— Ради бога, Дивейн, оглянитесь! — крикнул Веллингтон, чувствуя, что ноги его начинают дрожать. Уголком глаза он заметил, как сам по себе покатился чайный поднос. — Давление в главном бойлере в любой момент может стать критическим, и тогда фундамент поместья рухнет. Возможно, в этот мелодраматический момент вы все-таки перенесете свою месть на улицу?
Сквозь дребезжание столового серебра и шум падающих обломков стен Веллингтон сумел услышать, как Дивейн взвел курок своего пистолета.
— Сойдет и здесь, хотя я мог бы позабавиться с вашей «застенчивой невестой» на лужайке перед домом. Она ведь у вас колониалка, так что, вероятно, любит всякие развлечения на свежем воздухе.
— Прекратите, Дивейн! Общество Феникса умирает! Все будет...
— Все будет кончено, — перебил его лорд, — через выстрел или два.
Веллингтон крепко зажмурил глаза. Он не станет винить Элизу за то, что она вытащила его из архива. Она была права. Она была права все это время. Веллингтон не будет ни о чем сожалеть. Это было потрясающее, славное время.
«Спасибо, Элиза. Простите меня».
Выстрел грянул резко и громко, и он вздрогнул, быстро выдохнув из себя воздух. Веллингтон ждал боли, холодка текущей по коже крови, падения на пол, ощущения беспомощного отчаяния, которое охватит его при виде того, как лорд Дивейн тащит Элизу из дома, чтобы удовлетворить свои развратные прихоти.
Но ничего этого не последовало.
Открыв один глаз, Веллингтон увидел, что Дивейн по-прежнему стоит перед ним, вытянув руку и сжимая в ней пистолет. Открыв второй глаз, он заметил крошечную капельку крови, сорвавшуюся с губ Дивейна. Оружие выпало из его пальцев, но сам Дивейн был еще жив. Веллингтон видел на его лице обреченное понимание. Дивейн знал, что его подстрелили, но кто это мог сделать? Он обернулся к соседнему коридору, из которого прозвучал выстрел.