— Лиззи, где доктор Уэбб? — спросил Пол. — Этому парню, — он небрежно показал на меня через плечо, — нужна роспись, он какую-то посылку принес. Причем расписаться должен босс, и никто другой.
— Думаю, он в офисе, — снова посмотрела на Пола Лиззи. — Послать ему сообщение?
— Не надо, я сам отведу курьера. Распишитесь здесь, молодой человек, — сурово велел он. — Что за странное время для доставки? Ну, пойдемте! У кого-то, между прочим, еще работа есть!
Медсестра протянула ручку, и я расписался в книге посетителей как Фредерик Чейни Ларю, имя которого запало в душу после того, как Вудворд и Бернстайн рассказали об уотергейтском скандале.
— Нам сюда! — Пол уже шагнул в коридор. Помахав медсестре — шлем придал моему жесту военно-парадную окраску, — я двинулся за ним. Так и подмывало оглянуться, но я удержался в надежде, что любовный роман окажется интереснее странного незнакомца, среди ночи доставившего ее боссу коробку с кинопленкой.
Офис Уэбба в новом крыле с правой стороны, а мы свернули налево к закрытому отделению.
Припав к глазку, Пол проверил, где именно находится Рафи — эта мера предосторожности была дочерью многолетнего опыта, — и повернул ключ в замке. Я вошел в палату, Пол — следом. Медбрат тут же закрыл дверь и, перехватив мой вопросительный взгляд, пожал плечами.
— Как я расскажу, что ты грозил мне пистолетом, если кто-то увидит меня стоящим на шухере, причем не в палате, а в коридоре?
— Логично, — признал я.
Рафи лежал на стальной койке, свежем дополнении к интерьеру палаты, что само по себе являлось ярким проявлением недавних перемен. В период абсолютного господства Асмодея палату держали пустой — никто не брался предсказать, когда настроение демона из апатичного станет агрессивно-игривым. От игр пострадало такое количество персонала, что Уэбб заставил Пен, как представительницу интересов Рафи, подписать документ об отказе от претензий, и временное жилище Дитко уменьшили до минимально допустимых размеров, превратив в безликий металлический куб.
По сравнению с теми смутными временами сейчас палата казалась чуть ли не уютной. Помимо кровати в ней появилась репродукция «Подсолнухов» Ван Гога, стол, а на нем — бумага и карандаши. Другими словами, все необходимое для хорошего погрома, если Асмодей решит вернуться и восстановить статус-кво.
Рафи спал, судя по виду, очень крепко, и я взглянул на Пола, усмешка которого выражала горечь и неодобрение.
— По распоряжению доктора Уэбба до получения официальных результатов новой экспертизы мистер Дитко получает прежний объем медикаментов. Естественно, в период, хм, совместного проживания это особой роли не играло. При необходимости Рафи приходил в себя чуть ли не моментально. А сейчас два темазепама в девять — и спит как убитый до самого утра.
Неудивительно: отговорки вроде «действую строго по правилам» и «у меня связаны руки» идеально соответствуют сволочному характеру Уэбба. Раз объясняться не перед кем, я без всякой преамбулы перешел к делу. Достав ножницы, которые забрал из аптечки комплекса Саут-банк, я осторожно отрезал прядь волос Рафи. Он даже не проснулся.
— Зачем тебе волосы? — поинтересовался Пол, и на темном лице мелькнуло что-то похожее на отвращение.
— Приманка для идиотов, — мрачно отозвался я.
Гадливость Пола — ничто по сравнению с моей. Я-то знал правду и дал себе слово: приманку использую лишь в крайнем случае, только если остальные попытки провалятся. При нормальном раскладе до волос Рафи вообще не дойдет. Приманка может сработать лишь в конкретный временной отрезок, поэтому вояж в больницу Стенджера скорее всего окажется бессмысленным.
Я еще трижды повторил имеющиеся аргументы, но легче не стало ни на чуть.
Спрятав ножницы в карман, я обмотал прядь вокруг безымянного пальца: так точно не потеряю. Затем, сильно смущаясь — стоящий за спиной Пол буквально прожигал взглядом, — сел по-турецки на пол, наклонил голову, закрыл глаза и начал тихо насвистывать.
Без вистла, конечно, работать тяжело, но вполне реально. Однажды, когда Джулиет еще не взялась за ум, убивала направо и налево и пыталась сожрать мое тело и душу, я вырвался из лап смерти (вообще-то это были не лапы, только зацикливаться на мелочах совершенно ни к чему), отбивая ритм пальцами одной руки. Все, что делают изгоняющие нечисть, — это метафора — зрительная, звуковая и черт знает какая еще — неведомого действа, происходящего на задворках нашего сознания. Рамки и границы мы устанавливаем себе сами.
Мелодия, которую я насвистывал, имеет множество названий, одно из них — «Рубаха-парень». Это разбойничья баллада, сложенная чуть ли не в восемнадцатом веке, и слова у нее грустные, с драматичным финалом. А мелодия очень красивая и вроде бы неплохо сочеталась с моими намерениями.
Когда Асмодей вселился в Дитко, мне не удалось как следует его прочувствовать. Именно поэтому я потерпел полный крах и накрепко привязал душу Рафи к демону. Однако с тех пор я сотни раз играл на вистле в этой камере, в основном, чтобы усыпить Асмодея и подарить другу хоть несколько часов свободы от ада, на который собственноручно его обрек. За это время я успел познакомиться с демоном поближе. Его образ отпечатался в моем сознании, передался пальцам и трансформировался в мелодию.
Малейшая попытка вызывания — я буквально галопом пробежался по сложной процедуре — и демон тут же отреагировал. Слабо, чуть ощутимо, но отреагировал, и я тотчас изменил тональность и ритм. Оборвать мелодию я не мог, зато мог ослабить напряжение, словно рыбак, ослабляющий лесу, чтобы рыба сорвалась с крючка и уплыла. Встречаться с Асмодеем в тесной палате не хотелось, совершенно не хотелось. Хотелось лишь убедиться, что демон здесь, и, хотя основная часть его естества застряла в холодных камнях церкви святого Михаила, какой-то кусочек находится в душе Рафаэля Дитко.
Желаемого я добился и даже Рафи не разбудил. Позволив тишине поглотить мелодию, я стоял и морщился от резкой боли в ноге. Похоже, там синяки, появившиеся, вероятно, когда Гвиллем и К0 швырнули мое бесчувственное тело на склад.
Дитко открыл глаза. Пару секунд они казались расфокусированными или же были сфокусированы не на мне, а на каком-то образе из сна, который досматривал Рафи. Затем он мигнул, и на лице появилось более осмысленное выражение.
— Фикс… — сипло пробормотал он.
— Привет, Рафи!
— Вот так ерунда! Я только что с тобой разговаривал.
— Неужели?
— Наверное, приснилось. Все в порядке?
— Да, Рафи, все отлично.
Он снова закрыл глаза, и секундой позже, услышав мерное дыхание, я понял, что он спит.
