Ознакомительная версия.
Они шли к выходу, Антон смотрел им вслед и знал, что они не вернутся. Во всяком случае, через двадцать минут. Мелькнула мысль, что ему самому придется заплатить за ужин, а денег у него не так много. Мысль была глупой, тем более, что Касым, перехватив смущенный и немного испуганный взгляд Антона, широко улыбнулся и дважды кивнул: не беспокойтесь, за все уплачено.
Они остались вдвоем. Антон и Анна. Антон и Эсти. Пространство между ними съежилось, и им не нужно было протягивать друг к другу руки, чтобы коснуться пальцами, не нужно было придвигать стулья, им вообще ничего не нужно было делать, потому что все, чего они хотели, происходило сейчас само собой.
– Простите, – улыбнулась Анна краешками губ. Так, подумал Антон, улыбался Бретт в роли Шерлока Холмса в английском сериале: быстрое движение губ, на лице никаких эмоций, но все равно понятно, и ощущение такое, что человек широко улыбнулся, приглашая к себе на чашку размышлений или в бурю общих эмоций, только не для всех, всем знать не нужно, но мы-то понимаем…
– Простите, – Анна повторила это слово или в ушах Антона возникло эхо? – Вы, наверно, подумали, что со мной что-то…
– Все в порядке, – быстро произнес Антон. Ему не нужны были объяснения, они разрушили бы возникшее очарование – невозможное для других понимание смысла. – Я не был на вашем концерте, но вы вспомнили, что я смотрел на вас, только это был не концерт…
– Нет…
– Попробуйте оглядеться… мысленно… Когда вспоминаешь что-то, и в памяти возникают только лица, больше ничего, лица в пространстве, но вы знаете, когда это происходило, и постепенно проявляется обстановка, стены… Не хочу подсказывать, я не знаю, но…
Почему Антон был уверен, что говорить нужно именно это?
Анна качала головой – нет, нет, нет…
– Это было в церкви? – решился Антон задать вопрос, ответ на который мог или разрушить стену между ними, или воздвигнуть новую, преодолеть которую не удастся. Если она скажет «да»…
– Нет.
Анна поставила бокал на стол – она не отпила даже половины, – и закрыла глаза. Может, так ей лучше вспоминалось, а может, надоело вымученное знакомство, непонятный диалог, ненужные мысли…
– Я не хожу в церковь, – сказала она отрешенно, и Антон подумал, что сейчас девушка разглядывает картинку в памяти.
– У вас, – сказал Антон с уверенностью, которой на самом деле не испытывал, – часто возникают такие воспоминания, вроде дежа вю – смотрите на человека или на предмет, или на дом, улицу… это может быть что угодно… и вспоминаете, что уже видели это или были там, или знали этого человека…
– Дежа вю, – повторила Анна и пожала плечами. – Это со всеми случается.
– Со всеми, да. Но редко. А с вами – постоянно. Вы живете с этим с детства. Раньше вам казалось, что это происходит со всеми, и вы рассказывали подругам, они не верили и начали считать вас немного чокнутой. Тогда вы дали себе слово, что эти моменты узнавания – только ваше личное… Замкнулись в себе.
Анна смотрела на Антона с выражением крайнего изумления и возмущения, будто он подсмотрел ее тайный дневник.
– Почему вы…
– Но это так?
– Я никому…
– Но это так, верно?
– Вы… – Анна запнулась. – Вы тоже…
– Да, – кивнул Антон. – Я вас узнал. Я вас видел. Дважды. Так мне казалось. Оказывается – больше? Про концерт я не помню. Наверно, вспомнил бы, оказавшись в похожем помещении. Если вы поведете меня…
– Нет, – сказала Анна.
Молчание повисло между ними, будто прозрачная глыба мрамора, которую невозможно сдвинуть, звук не проникал сквозь камень, который был, хоть и прозрачен, но безысходен, как могильный памятник, слова застревали в камне, слова только увеличивали непонимание, потому что говорили они о разном, и то, что имела в виду Анна, не имело отношения к тому, что хотел сказать Антон. Он понял, что это так, но еще не понял – почему. Не понял, хотя и знал. И знал, что знает. Нужно было вспомнить то, что он знает, и это было труднее всего, потому что по заказу он не мог вспомнить ничего. Только и оставалось – сидеть друг напротив друга, смотреть друг на друга, молчать и…
– Наши дежа вю, – сказал Антон, – из разных миров.
– Что?
Прозрачная каменная глыба рухнула на стол со странным булькающим звуком – будто мгновенно обратилась в воду, вода сразу испарилась, а пар, на мгновение замутнив воздух, рассеялся.
– Как я раньше не догадался, – пробормотал Антон.
– О чем?
– Вы вспоминаете события, произошедшие в одной ветви, а я в другой, – Антон думал, что объяснил, но Анна не поняла, для нее не существовало знаний, которые были у Антона, он это понял и сразу отчаялся – не получалось у него в двух словах рассказать о том, о чем думал всю сознательную жизнь? Он и профессию выбрал, чтобы уточнять смыслы и понимать. А Анна была натурщицей и еще… кем еще?
– Это невозможно объяснить, – сказал он, не понимая, почему произносит слова, лишавшие его даже призрачной надежды разобраться в происходившем. – Это или чувствуешь, или…
– Вспомнила, – неожиданно улыбнулась Анна – не уголками губ, как прежде, улыбка будто осветила ее лицо. Она всегда так улыбается, когда ей что-то становится понятно, – подумал Антон, будто знал это всегда.
– Я ужасно пела, – с огорчением произнесла Анна, и взгляд ее стал рассеянно-непрозрачным, так показалось Антону: будто девушка прикрыла глаза веером из вощенной бумаги, за которым можно было вроде и разглядеть что-то, но невозможно понять, что ты видишь, такое расплывчато-неясное. – У меня был грипп, а концерт назначили, мне говорили, откажись, а как можно, кто со мной потом разговаривать захочет, если я отказываюсь от концертов, и я пела… ужасно, лучше бы, наверно, отказаться…
Анна говорила быстро, проглатывая окончания слов, будто картинка, которую она видела перед собой, вот-вот могла исчезнуть, и нужно было ее описать, иначе потом ничего не получится. Антон ловил каждое слово, как мяч, брошенный из-за высокой сетки, и ему казалось, что он успел поймать все подачи, ничего не упустил из смысла, и когда Анна неожиданно, посреди фразы, замолчала – неужели потеряла картинку, которую рассматривала? – он спросил, надеясь, что вопрос не собьет девушку с мысли:
– Вы пели арии?
Анна кивнула.
– Вообще-то, – сказала она, – у меня нет голоса. И со слухом проблемы. Но почему-то я помню зал… концерт… не обязательно тот, где вы сидели в третьем ряду с букетом цветов.
– Я… с букетом?
– Хризантемы, – улыбнулась Анна. – Я допела Тоску, ну, знаете, Vissi d’arte из второго акта, и вы…
Она запнулась и умоляюще посмотрела Антону в глаза.
– Вы поднялись, подошли к рампе и…
Она хотела, чтобы он сам закончил фразу. Хотела, чтобы он вспомнил. Должно быть, – подумал Антон, – она много раз рассказывала людям, которых, как ей казалось, видела и о которых помнила, как происходили их встречи, и всякий раз на нее смотрели, как на помешанную, и хорошо если только взглядом показывали свое отношение, а то и плечами пожимали, и говорили: «девушка, вы о чем?». А она почему-то – в отличие от него – не научилась держать дежа вю при себе, не выплескивать память, а сохранять в уголке сознания. Боже, – подумал Антон, – как трудно ей приходится в жизни. Наверно, будь она мужчиной, все у нее получилось бы иначе – но женщины не способны сдерживать эмоции… может, это хорошо… для него, не для нее, а может, и для нее тоже.
Ознакомительная версия.
